Дартселлер

Замечание осталось без ответа. Д'Уччия лишь вяло кивнул, двинулся к лестнице и под конец небрежно бросил через плечо: "A rivederci!"

- A rivederci, padrone, [До свидания, хозяин (итал.)] - пробормотал Торнье. Его блеклые глаза зло блеснули из-под морщинистых век. Но внезапно его лицо изменилось: это снова был Адольфо Шабрека во втором акте пьесы "История солдата Кванги".

Где-то внизу хлопнула дверь. Д'Уччия ушел.

- Чтоб ты провалился! - прошипел Адольфо-Торнье, запрокинул голову и рассмеялся смехом Адольфо. После этого он почувствовал себя чуть лучше. Он подобрал ведра и щетки и направился по коридору к двери Д'Уччии. Если "Иуда, Иуда" не удержится в репертуаре до выходных, он больше никогда не увидит эту пьесу: билет на вечерний сеанс он позволить себе не может, а просить милостыню у Д'Уччии бессмысленно. Пока он мыл и натирал пол в коридоре, внутри у него все кипело от негодования. Он натер пол до двери Д'Уччии, затем распрямился и с минуту пристально смотрел в пустой кабинет.

- С меня хватит, - сказал он наконец. Кабинет молчал. Герань на подоконнике колыхнулась от ветра.

- С меня хватит, - повторил он, - я сыт по горло. Кабинет не слышал. Торнье выпрямился и постучал себя пальцем в грудь.

- Я, Райен Торнье, ухожу. Вы меня слышите? Игра окончена.

Поскольку ответа не было, он повернулся и спустился вниз. Через минуту он вернулся назад с банкой бронзовой краски и двумя кистями из мастерской декоратора. На пороге он снова остановился.

- Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен, мистер Д'Уччия? - промурлыкал он.

С улицы доносился шум машин. Ветер шевелил герань. Старое здание потрескивало и охало.

- А-а, вы хотите, чтобы я еще замазал щели в стенах? Боже, как я мог забыть об этом!

Он укоризненно щелкнул языком и подошел к окну. Прекрасная герань. Он поднял цветочный горшок, снова поставил его на подоконник и старательно начал покрывать цветок бронзовой краской. Он покрасил и цветы, и листья, и стебли, пока они не заблестели. Закончив, он отступил назад, с улыбкой полюбовался позолоченными цветами и вернулся к уборке коридора.

Пол перед кабинетом Д'Уччии он натер с особенной тщательностью. Он натер даже под ковриком, который закрывал истертое место на полу, где Д'Уччия вот уже пятнадцать лет каждое утро имел обыкновение делать резкий поворот налево, входя в свою святая святых. Он перевернул коврик и аккуратно посыпал его сухой мастикой. Наконец он положил его обратно, поставил на него левую ногу и подвигал несколько раз, чтобы проверить, хорошо ли получилось. Коврик скользил туда-сюда словно на подшипниках.

Торнье усмехнулся и спустился вниз. Мир, казалось, сразу переменился. Даже в воздухе пахло по-другому. Он задержался на лестничной площадке, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

Ого! Это снова был прежний он. От сгорбленного худого лакея не осталось и следа, ни следа от печальной усталости раба. Пускай виски седые и лицо иссечено глубокими морщинами, но что-то от прежнего Торнье сохранилось. От какого Торнье? Адольфо? Гамлета? Юлия Цезаря? Галилея? От каждого, от всех, потому что он снова был Райеном Торнье, великим актером прошлых лет.

- Где ты был так долго? - спросил он свое отражение, приветствуя его слабой улыбкой, словно полузабытого знакомого. Он подмигнул самому себе и отправился домой. Сегодня уже поздно, а завтра, пообещал он себе, должна начаться новая жизнь.

Ты ведь уже не раз собирался, Торнье, - сказал техник в операторской. - Значит, уходишь? Попросил расчет? Торнье смущенно улыбался, водя щеткой в углу.

- Не совсем, Ричард, - ответил он. - Но шеф очень скоро узнает об этом.

- Я не понимаю тебя, Торнье, - пренебрежительно пробормотал техник. Конечно, если ты и вправду уходишь, это здорово, если, конечно, ты опять не поступишь на такую же работу.

- Никогда! - решительно объявил старый актер. Он взглянул на часы. Без пяти десять, скоро придет Д'Уччия. Он улыбнулся.

- Если ты всерьез собрался уйти, то что ты вообще здесь делаешь? спросил Ричард Томас, метнув исподлобья быстрый взгляд. - Почему не идешь домой?

- Клянусь, Ричард, на этот раз я не шучу.

- Ха! - развеселился техник. - Когда ты уходил из "Бижу", ты говорил то же самое. Но уже через неделю ты поступил сюда. Разве не так?

- Пойду на биржу, приятель. Может где-нибудь и найдется для меня второстепенная роль. - Торнье снисходительно улыбнулся. - не стоит за меня беспокоиться.

- Послушай, Торнье, разве ты не понимаешь, что театр умер? Искусства больше нет. Нет ни кино, не телевидения - один только этот "маэстро" и остался. - Он стукнул по металлическому корпусу машины.

- Тогда я найду что-нибудь другое, - не сдавался Торнье. - Может, хоть на полставки... Понял, ты, жрец машинного бога!

- Ха!

- Я думаю, и ты хочешь, чтобы я послал к черту эту работу, Ричард.

- Да, если ты найдешь потом что-нибудь стоящее, Райен Торнье, звезда минувших лет, мученик с мусорным ведром! Ха! Ты меня уморишь. Ты ведь снова займешься тем же самым. Ты же не уйдешь со сцены, даже если тебе позволят лишь подметать ее.