Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Гранд-адмирал воздержался от выводов. Не потому, что их не сделал. Скорей всего, он давно сформулировал на основании этих данных рабочую гипотезу. И не одну. Ум живого существа устроен так, что не может просто воспринимать информацию. В нём не уместятся разрозненные факты. Для того чтобы запомнить факты, их обязательно надо связать. А это уже — конструкция разума. Гипотеза. Иначе не бывает. Таков ум высокоразвитого существа. Но Траун постарался вычленить голые факты, чтобы император, в свою очередь, не преодолевал в своих выводах ещё и чужую гипотезу. Хотя, может быть, лично уму Палпатина это могло быть даже полезно. Он любил отталкиваться от чужих версий. Сначала подумать самому. Потом поговорить с умными людьми и алиенами. Ситхами и неситхами. Его пальцы, сейчас чуть менее подвижные в суставах, оттого слегка скрюченные и напоминающие лапу хищной птицы, коснулись листа распечатки. Повели кончиками. Информация исследований Трауна любопытным образом накладывалась на недавнее озарение. О том, что действовать как через Силу можно и без Силы.

Ой ли? Это гипотеза, не факт. Факт заключался в том, что Кеноби был с чем-то соединён. С тем миром, откуда его выплюнуло. И куда вплюнуло?.. Ладно, об этом — потом. Мир, который он прочно называет миром Великой Силы. И который таковым, скорей всего, и является. Кеноби ведь узнал — голоса. Те, что направили его силу на Рину. То же ощущение долженствования того, что ему надо сделать. Ощущение правильности единственного действия. Потребность его выполнить. Палпатин прикрыл глаза. Кэмер, Анакин, Люк. Действия, совершаемые при помощи и по голосу Великой Силы. И, возможно, ею. Предположим, что Кэмера в конце поединка на какую-то секунду оглушили. Так, что он не совершил простейших действий. Не схватил меч, не двинул Кеноби Силой, не выстрелил в него из бластера, не повернулся, чтобы добить Джинна. Вместо этого не просто затормозил — подставился под удар. Предположим, что подобное произошло с Анакином, который тоже действовал глупо. Предположим, что морок, длившийся несколько мгновений боя, трансформировался в обычной жизни в четырёхлетний ступор, полный соплей по сыну.

Конечно, эта версия во многом снимает вину с его любимых детей, и оттого мила сердцу самого Палпатина, и он необъективен — но предположим. Предположим, что так и есть.

И в этом случае всё равно любая глупость на солидный процент оставалась делом сугубо добровольным. Что и доказал Вейдер, послав свою «кровиночку» к чёрту. Точней, использовав его как элемент комбинации. Может же, может! — как с Амидалой. Но не хотел. Тупое упрямое замыкание с полного согласия замкнувшегося индивида.

Нет эмоций, есть покой. А если есть эмоции — тебе же от них будет хуже. Мммм, как сказал бы зелёный гремлин. Освободись, помедитируй. Отключись от эмоций. Они доведут до такого …

А что, правота его подтверждена практикой. Тот же Мустафар… Палпатин вздохнул, быстро и резко. Это сейчас Вейдер может проанализировать, разложить. Потому что — прогорело. А тогда… Он-то знал, что хуже всего бывает на стадии умирания любви. Точней, на стадии прозрения истинного лица любимого существа. Да и своего, наверно. Без золотой маски любови, которая требует от существа совсем не того, что нужно ему. То, что нужно — ей. Любовь — хищница, паразит на мозгах человека. Крючок любви крепко вонзён в требуху. И на стадии освобождения от морока он сильно начинает ощущаться. И боль в кишках принимается за обострённую боль любви. Метания. Искания встреч (почаще, почаще), которые нужны не потому (как думают), что без любимого лица не можешь жить, что вода оно и воздух. А потому что гаснущий огонь требует топлива. И всё больше. Всё чаще. Ибо идёт дождь, а дрова всё более гнилы и непригодны.

И оттого сильней боль. Ссоры, скандалы. Пылкие примирения. Эка, керосинчику в дрова ливанули. Как жарко горит наше любовное пламя! Как тухло пахнет…

А связка остаётся. Именно связка. Связывание в одно. Верёвки трут. Привычка к вдавленным в тело верёвкам. Привычка к плотному прилеганию спина спиной. К тяжёлому дыханию рядом.

Любовь. За такой любовью всегда идёт усталость. Ежели свободно существо. Палпатин невесело усмехнулся. Вот и на них отыгрались — тоже. Привязка благодарности и любви. Пошла она, эта любовь. От неё только смерти больше.

Но именно из-за того, что чувство себя изживало, Анакина и скрутило. Ровное пламя не так заметно, как то гаснущий до углей, то рвущий до неба яростный огонь, подпитанный горючим. В умирающей любви, умирания которой не хотят видеть — всё и происходит. Вот то неровное чувство и сбросило его в огонь. Что сказать? То же, что и Йода: не люби. Целей будешь.

Сбился с темы? Нет. Пожалуй, нащупывает пути. Кругами, за ниточки отпущенных событий.

Нет эмоций, есть покой.

Нет невежества, есть знание.

Нет страсти, есть ясность ума.

Нет хаоса, есть гармония.

Нет смерти, есть Великая Сила.