Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Нет ничего более ужасного, более удушающего, клонящего к земле и вызывающего жуткий морок — чем любовь женщины. Ей мало быть рядом — ей надо стать для мужчины всем, расслабить его, лишить предназначения и дара, повязать по рукам и ногам сладкими узами…

Рядом с ней тепло — но в этом и опасность: узнав ласку тепла — как выйдешь на вечную стужу? Нет ничего ужасней любви женщины… Даже той, что ничего не требует. Ведь что нужно им? — чтобы мужчины вечно оставались их детьми, нуждающимися в помощи и защите…

Но разве мы умеем помочь — не поработив? Ах, это племя! Племя, считающее, что выше любви ничего нет!

… Пламя творчества — жестокое пламя. Жёстче, чем ожог безответной любви. Оно нуждается в ясности ума — и в свободе.

Ото всего.

И ото всех.

Так просто. И так ёмко. Хорошо бы помнить то, что читаем. Помнить не умом и даже не сердцем. Помнить формулой, вырезанной в душе.

Какой дурак сказал, что любовь возвышает и делает лучше? Сила великая, почему мы не можем любить — отдавая, а не беря? А если отдаём — то всего себя, а когда проходит приступ, требуем взамен такой же отдачи? Почему нам надо непременно завладеть, отдав, и почему наша голова, обычно способная видеть весь мир, фокусирует взгляд на единственном человеке? От которого возникает наркотическая зависимость, а без него — ломка? Любовь. Кому она нужна, эта любовь. Уж по крайней мере, не тем двоим, которым она оставила после себя прекрасные четверть века. И уж по крайней мере, не ей, которая из-за любви же предала, потому что… потому что вся любовь свелась к этому самому, примитивному, идиотскому, недостойному современной женщины и цивилизованного человека: почему ты меня не любииишь???

А за что? И главное — зачем?

Нет, конечно, любовь должна быть другой… Интересно, какой? Назовите примеры. Назовите мне хотя бы один пример того, что зацикленность друг на друге вызывала положительный эффект… Почему бы нет? Если два существа взаимно лишены чего-то, то, наверно, при их соединении получается одно полноценное существо. Но когда два полноценных существа, вместо того, чтобы вытаскивать из себя и строить свою полноценность, начинает заедать друг на друге — это совсем другое дело.

Она холодно оценила факт. Она вообще очень холодно смотрела сейчас, не со стороны, а как будто изнутри себя — на саму же себя. Которую несло и ломало. Которая додумалась до того, чтобы родить детей. Никогда и никакого материнского инстинкта. И вдруг поняла: я хочу, хочу, хочу — от него — именно от него, породить часть его, святая потребность…

Она вдруг села, будто сложившись, будто кости её потеряли жёсткость — нет, будто перестал крепиться скелет.

Мои великие таланты. И моё вечное ожидание, что кто-то придёт… Не ври себе. Это ты. Написала ту книгу. Про любовь. В своей голове.

Хорошо бы её вспомнить. И рассказать. Тем, кто её окружает.

Мы. Незаурядные люди.

Усмешка замёрзла на губах. Раскололось пространство. В её. Отдельно взятой голове. Пахнуло… откуда?

…воскресить. Студентку Пад, не такой уж давности себя. Пять лет назад? Три года? Шесть? Четверть века? Как же путаются времена. Время — бездна, как она умудрилась перейти?..

…давно. Недавно. Не апартаменты королевской величины — комната общежития Корусканского университета. Светлая отделка стен, большое окно. Функциональный комфорт… комната ей по размеру. Стол поставила торцом и впритык к окну и потому, работая, вечера проводила возле него, порой открытого настежь. Разгибаясь от датапада, от бумажек, которые она распечатывала по странной прихоти рук, требовавших плотной текстуры, она смотрела туда. В город, к которому не знала, как относиться, который её пугал, а где-то влюбил с первого взгляда, город, который был плацдармом и мечтой…

…Студентка корускантского университета, бывшая королева, культурологическое отделение исторического факультета. А политику ей преподавал Палпатин — перепиской, советами, практикой в Сенате. Фундаментальное образование не заменит ничто. Да-да. И оно не стоило ей ни кредитки. Хотя оплатить могла без труда: бывшая королева ежегодно получала неплохую сумму. Но она поступила — в числе десятка лучших. Которых освобождали от платы.