Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса

Это умел перебарывать только император. С его воистину смертельной способностью вспарывать любое поле, любое полотно Силы. Тийена корчило на таких тренировках. Как будто взмахом бритвы по коже. И одни лоскутья. Потом он научился. Не держать блок: император объяснил, что любой блок перед этим бесмыссленен – но создавать и удерживать такую консистенцию своей внутренней сути, в которой бритва воли императора или увязала или шла как через туман. Больно было всё равно. И получалось через раз на третий. Но дело того стоило. И не только в боевом плане. Его тьма научилась объединять в себе разноцветье других.

-Мир жесток, потому что безразличен. Это аксиома. Живые существа эгоисты, потому что такими рождаются на свет. Большинство к вам враждебно. Есть те, кто сознают себя врагами. И это честно. Постарайтесь не потерять эту честность в себе. Она мешает жить. Но она сохраняет сущность. Бросить соплеменника умирать ради спасения своей жизни – тяжкий, но честный выбор. Бросить соплеменника умирать ради своей выгоды и силы – подлость. Предательство выгодная вещь. И ощущение силы тоже неплохо. Самое простое: никому не доверять. Это кажется самым правильным. И самым лёгким. Образовать круг сильных и не размыкать его ни ради себя, ни ради своей жизни, ни ради своего могущества, и при этом остаться собою – невыносимо трудно. Когда ты один, тебе нужна сила только на одного. Когда ты берёшь ответственность за другого, тебе нужна сила в два раза больше. Когда ты входишь в круг, тебе нужны силы для всего круга. Для каждого, кто стоит в нём. Для себя, чтобы не разомкнуть цепь. И ещё для того, чтобы и в цепи быть свободным. Это невыносимо трудно. Поэтому я и не хочу, чтобы вас было много. Много – это толпа. А вы видите лица и чувствуете руки друг друга. Выберете круг – выберет каждый. Глаза в глаза. Захотите остаться свободными, тоже скажете кому-то. Оставите умирать ради своей силы, каждый узнает о вашем выборе. И тогда это будет действительно выбор. Сильного. В толпе невероятно легко бросить, предать, солгать. Толпа не заметит. И в ней это не сила и не выбор. Это трусость и слабость. Подлая слабость, которая называет себя силой. Если сможете бросить того, кого знаете перед лицом тех, кого знаете, возьмёте на себя ответственность. Последствия вашего выбора. Я хочу, чтобы вы отвечали перед собой за свои поступки. И не называли их другими именами. Если есть сила на подлость, назовите её так. Если есть сила на то, чтобы признать себя слабым, признайте. Только никогда не лгите себе. Пусть всё, что вы сделаете, останется с вами. Пусть это станет вашей правдой.

Это не было напутствующим словом императора на выпуске их группы. Это он сказал однажды, между слов одной из лекций. Между разбором ситуаций, значений, смыслов. Говорить важные вещи раз в жизни – значит говорить ложь. То, что важно, впаяно в кровь и в волю. И разлито в действиях и словах.

Это не было кодексом. Только информацией к размышлению. Только презрением к тому, что император считал достойным презрения.

А потом был выпускной. Они четверо сидели на подоконнике открытого окна. Спиной в ночь. К ним тёмной фигурой подошёл лорд Вейдер.

-Раз вы решили не пить и не танцевать, пойдёмте со мной. Император как раз ждёт меня.

-Не нас.

-Теперь и вас тоже.

Картина одиннадцатая. Триптих.

Створка вторая.

Политики.

Дом-2.

Мотма и Борск.

Здесь было тихо. Странная тишина. То ли после боя, то ли до. Во время. Промежуток тишины, который случается между одной бешеной атакой, разбитой о не менее бешеное желание выстоять – и другой. Волна хлестнёт и отхлынет. А в промежутке происходит тишина. И атаковавшие, и защитники рубежей выдохнули из себя все силы. Необходимо восстановить дыхание перед новым вздохом. Миг, когда все связки болят, и падаешь на землю, потому что не можешь идти. Промежуток тишины. Промежуток бессилия. Как с одной, так и с другой стороны. В этот промежуток выигрывает тот, кто быстрей сумеет подняться.

-Борск, кошечка, - сказала Мон устало, - кофе хочешь?

-Я уж лучше приму свой, ботанский, наркотик, - ответил Фей’лиа. Его внимательные, полулунные глаза следили за подругой. Подруга была в свободной мятой рубашке и мягких тренировочных штанах. Подруга была усталой.

Мон Мотма сказала ему ещё в той каюте. В присутствии телохранителей.

-Естественно, я посвящу тебя во всё. Но всё-таки будет лучше, если ты придёшь ко мне.

-Хорошо, - ответил Борск. – Только сначала я переоденусь.

-Переоденешься?

-В более официальное.

-Как хочешь…

Получилось так, что он переоделся в более официальное, а она – в более домашнее. Борск смотрел на неё и думал, насколько это приём, а насколько – усталость. Конечно, дома человек одевается не в то же, что на улице. А перед чужими – не так, как перед своими. Но тогда, что это – возобновлённое доверие или попытка его продемонстрировать? Друг или гость?