— Можно мне воды? — сквозь пересохшее горло пробился мой голос.
— Боюсь, вам придется потерпеть пару часов. Наставник Леонид на этот раз разошелся не на шутку и серьезно отбил вам внутренние органы. Я конечно восстановил все, но, боюсь, желудок может жидкость и не принять.
— Долго мы тут лежим?
— Уже полночь. Вы удивлены?
Вопрос Натаниэля был вполне резонный. После его фразы, глаза мои выразили явное изумление. Я помнил, как сильно избил нас куратор и примерно представлял, в каком состоянии должен сейчас находиться, но при этом чувствовал себя относительно неплохо.
— Я поражен вашим мастерством, — честно ответил я, — не думал, что человека можно привести в норму так быстро.
— Ну что вы, — смутился лекарь, — снять гематомы, унять внутренние кровотечения, срастить пару ребер — не велика задача. К тому же наставник не стремился вывести вас из строя, уж это я сразу вижу, пусть он слегка увлекся, но грани не переступил.
— А сломанная рука Пахома?
— Ну будет ныть какое-то время, но никаких проблем с подвижностью у молодого человека не возникнет. Однако в следующий раз постарайтесь не нарушать правила интерната, мне больно видеть, в каком состоянии вас иной раз сюда приносят. Переломы — это что, ерунда, а вот оторванную конечность прирастить крайне тяжело. Чего уж говорить про травмы головы и глаз.
— Спасибо за совет Натаниель.
— Таких советов я могу дать еще целую пачку, был бы толк. Ну все, до утра отдыхайте, ходить пока не рекомендую. Вода в коридоре, но помните мои рекомендации — дайте организму хотя бы час отдохнуть. Если вдруг возникнут проблемы — я в соседней комнате.
Небольшая палата, рассчитанная на десять человек, благоухала травами, легким ароматом спирта и чем-то таким, что тут же выдавало принадлежность этого помещения к медицине. Под потолком находилось несколько осветительных шаров, но горел только один — совсем маленький, выполняющий скорее роль ночника.
Справа от меня, укрытый белым одеялом, лежал Ждан, и как только лекарь вышел из комнаты, он тут же открыл глаза:
— Скажи, вот нахрена ты в драку полез? — опухшими губами произнес он.
— Давно ты очнулся?
— Да сразу, как вы с Натаниелем болтать начали. Ты на вопрос-то ответь. Отдал бы Пахом тебе книгу, зачем нас в драку было втягивать?
— А ты мастер на лету переобуваться, — усмехнулся я. — Пытаешься меня виноватым выставить? Не выйдет Ждан, и запомни, в следующий раз все будет точно так же. Бить будут нас обоих, сухим из воды ты не выйдешь, я тебе обещаю.
— Чего еще можно ждать от потомственного дворянина, — скривился парень.
Реагировать на эту, уже набившую оскомину фразу, я не посчитал нужным. Если человек вбил себе что-то в голову, то переубедить его практически нереально, а уж подростка — тем более. Пытаться сейчас что-то доказать Ждану — так же эффективно как озеленять пустыню, сколько не лей воду, а толку — ноль, жаркое солнце ненависти уничтожит любые всходы здравого смысла.
Несмотря на рекомендации лекаря, я все-таки добрался до чана с водой и жадно припал к живительной влаге, стараясь все же не увлекаться. Пусть местная медицина и могла творить чудеса, но лечить меня от желудочных колик точно никто не будет.
Делать в палате было совершенно нечего, болтать с постепенно приходящими в себя пацанами, я не горел желанием, а для занятий магией не хватало сил — ускоренное лечение для организма все же не прошло даром. Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как попытаться уснуть. За свою сохранность я не переживал, вряд ли Ждан после полученной трепки решится на какую-нибудь пакость, разве что одежду испортят, но это уже совсем мелко. Кстати надо сходить к Веронике за новым комплектом — штаны после драки пришли в полнейшую негодность, да и кофту не мешало бы зашить. С этой мыслью я и уснул.
Ровно в шесть тридцать утра нас разбудил возмутительно бодрый для такого раннего часа Натаниель. Лекарь быстро провел осмотр зевающих и жмурящихся от утреннего солнца пациентов, и с напутствием больше не попадать в лазарет, отправил всех дожидаться утреннего гонга в казарме.
За ночь, с меня сошли последние синяки и разве что пара ноющих ребер напоминала о вчерашнем наказании. Чуть хуже пришлось Пахому, пока мы добирались до своей группы, я заметил, что он то и дело массирует сломанную вчера руку, болезненно морщась при этом.
В казарме наше возвращение незамеченным не осталось. До побудки оставалось еще минут двадцать, но стоило только переступить порог, как среди спящих будто прошла цепная реакция — начались разговоры, вопросы, обсуждения. В общем мы на какое-то время оказались в центре внимания.
В меня само-собой с расспросами вцепился Витек, и пока не вытянул все подробности прошедшего боя, впечатлений от лечения, и то, помню ли я, как меня и остальных тащили в лазарет, не отстал.