Неправильным поступком был только приход в эти подземелья. Если бы не это решение, Мерек… был бы сейчас распят. Быть распятым, конечно, тоже не самый лучший способ уйти, зато это было бы спокойной, собранной, предрешенной смертью во имя Светлых Богов, а сейчас… Сейчас это даже на жертвоприношение не потянет. Ни капли. Даже отдаленно. Жертвоприношения не самая прекрасная вещь в религии, но они объяснимы и понятны. А то, что со жертвой происходит сейчас, он не может описать более никак, кроме предательством со стороны Господа. Но мыслить мешает толчок внутрь, от которого Мерек более не испытывает ни разочарованности, ни отвращения. Он, кажется, ничего более не чувствует, кроме пронизывающей обиды. Обиды, что душит, обиды, что делает больнее даже сиех пыток над погибающим телом жертвы. Мужчина хочет разрыдаться, но не может, потому что он прямо сейчас рыдает. Эти слёзы не приносят облегчения, хотя в такой ситуации только смерть способна сотворить подобное чудо. В голове нет места ни проклятиям в сторону мучителей, ни жалости к самому себе. В голове одна мысль, которая не может выйти из головы даже при самых ужасных пытках: «Господь, почему же ты не помог мне? Почему же ты не спасёшь меня из этой преисподни? Почему, если всю жизнь отдал служению тебе? Не нарушил ни одного завета, ни одного Божьего правила. Готов был отдать свою жизнь, готов был испытать такие муки, если бы это всё было ради тебя. И хотел провести ритуал ради тебя… Моя божественная цель… Ты ведь сам воззвал с Небес!..»
— Что-то ты замолк, — Первый Терзатель, взглянув на жертву свысока, тянет руку к его голове. Однако он не берёт Мерека за подбородок, дабы тот взглянув на него, как это обычно бывает; он проводит ладонью по его запутавшимся волосам, совершенно не замечая того, что некоторые локоны испачканы в крови разной степени свежести, — тебе не нравится? — он зло усмехается, оголяя резцы в неширокой надменной улыбке. И ещё один раз бёдра монстра толкаются к чужому телу. И он, чувствуя, как его члены сжимаются стенками прямой кишки, закусывает губу от незначительной боли. Голос приводит жертву в чувства, однако это не приносит ничего хорошего, ведь именно в тот момент, как Мерек снова хотел заскулить от неприятного и тесного ощущения внутри, а Вторая тянет пилу на себя, и резьба полностью разрывает кожу, останавливаясь, лишь дойдя до тонкого слоя подкожного жира. Зачем она делала эти паузы между движениями — непонятно, но понятно было точно, что от них жертве никак не легче. Ощущение того, как грязная, ржавая пила, побывавшая Бог знает где, разрывает твою конечность напополам, заставляет мужчину громко задышать ртом, чтобы остановить приступ рвоты. Он чувствует этот тёплый металл, он чувствует, как струйки крови стекают на пол, пачкая волосы, тело... Тело, в которые члены монстра только что вошли полностью. И из открытого рта вырывается удивленный стон. Этот толчок в его тело сопровождался очень странным ощущением, что нельзя было сравнить с болью. Это была не боль, но что-то очень… похожее. Нет, нет, нет… Как такое возможно? Он никогда… он никогда не сможет чувствовать что-то кроме боли в соитии с чертовым монстром! Это отвратительно, это мерзко, это, блять, неправильно. Почему же его тело оскверняется именно таким образом? Это выбило жертву из колеи, точно также, как и Вторая, и один лишь Первый Терзатель не смог сдержать смешка. Он знал, что это произойдет, знал наверняка! И он снова поддаётся вперёд, упираясь пахом в Мерека, заставляя того в этот раз полностью затихнуть.
Мужчина приподнимает ногу, сдавливая бок монстра, видимо от напряжения, а тот в свою очередь хватает её и задирает таким образом, чтобы протолкнуть члены ещё дальше. Первый Терзатель двигает тазом и в какой-то момент полностью упирается в промежность Мерека, отчего тот снова сжимается, жмурит глаза, ещё сильнее сдавив половой орган «любовника».
— А теперь нравится? — Первый Терзатель немного наклоняется вперед, открывая себе лучший вид на озадаченное и жалобное лицо жертвы, что не произнес в этот раз ни единого звука: ни вскрика, ни скулежа, ничего. С одной стороны, это забавляло: он настолько в шоке, что даже пискнуть не может; с другой же, заставляло заскучать монстра: хотелось послушать ещё звуков со стороны Мерека, ведь когда они закончат, Мерек не сможет издать больше ни единого.