Дарю, что помню

Дикий задумался и после солидной паузы тихо ответил:

– Ищите замену.

Директор быстро достал спрятанный блокнот, взял в руку ручку-самописку и с готовностью на любые меры для «спасения» спектакля спросил:

– Кому?

Не задумываясь, Дикий ответил:

– Себе!

Всеобщее замешательство…

Покидая кабинет идеологического босса, Алексей Денисович обернулся и очень по-доброму сказал:

– Свитнев! Упаси вас Бог повторить при ком-либо все, что вы рассказали нам. Ведь могут не понять, что вы шутите…

Спектакль шел без каких-либо переделок – под личную ответственность Дикого – и с успехом!

Было бы несправедливо не назвать еще несколько ролей, сыгранных мною почти за семь сезонов на сцене театра имени Станиславского:

Молодой студент – в пьесе «Две судьбы» Н. Хигеровича и Р. Зелеранского.

Роль конферансье Флюгера, поющего и танцующего, – «Жизнь начинается снова» В. Собко.

Евгений Ситников – «Отцы и дети» И. Тургенева.

Колхозник Семен – «В тиши лесов» П. Нилина.

Атаман Кропильников – «Семья Бугровых» А. Максимова.

Фон Шратт – «Дни Турбиных» М. Булгакова…

Театр имени Станиславского подарил мне общение с М. М. Яншиным, М. А. Светловым, И. О. Дунаевским, Самедом Вургуном; подарил мне творческие контакты с талантливыми Лилией Гриценко, Семеном Лунгиным, Николаем Дупаком, Борисом Левинсоном, Борисом Лифановым, Тиной Гурко, Евгением Леоновым, Алексеем Головиным, Евгением Шутовым, Иосифом Падарьяном, Галиксом Колчицким, Марией Стуловой, Александром Роговиным, Лялей Черной, братьями Борисом и Николаем Эрдманами, Борисом Эриным и многими-многими другими…

Михаил Яншин

Незабвенный, добрый, открытый, созданный для улыбки и юмора, уютный и магнитообразный, в чем-то незащищенный, талантливый, обаятельный, сентиментальный, очень темпераментный и чуть-чуть ленивенький, любитель вкусно поесть и пригубить, спеть романс, азартно поиграть на бегах и «поболеть» за футболистов «Спартака», неспособный тратить время на интриги и кляузы, любимец публики – дорогой Михаил Михайлович Яншин!

Однажды он сказал:

– Я не понимаю четырех вещей: 1. Зачем нужно было делать революцию? 2. Как на радио вырезают буковку из слова? 3. Как по воздуху передают цвет? 4. Зачем Бог придумал гомосексуалистов?

– А что для вас самое непонятное, Михаил Михайлович?

– Первое, зачем было делать революцию?

Пять утра. Утренняя чудесная Москва. Грузовики развозят по булочным ароматный хлеб. По улице Горького (теперешней снова Тверской) идет одинокая фигура, читающая на ходу вслух книгу. Поднимает голову. Узнаем – Яншин!

– Доброе утро, Михаил Михайлович!

– Доброе. Что, молодежь, не спится?

– Мы на рыбалку, а вы?

– Да вот, работаю. Готовлюсь к постановке «Кровавой свадьбы» Гарсиа Лорки в театре «Ромэн»

– Успехов вам.

– А вам клева.

– Спасибо!

Яншин в качестве главного режиссера театра имени Станиславского присутствует на заседании коллегии Министерства культуры. Ведет Коллегию министр Екатерина Фурцева.

– Екатерина Алексеевна, меня ваше министерство и вы постоянно с утра до ночи учите, как мне работать, что и как ставить. Я устал от подсказок. Я вот, например, не подсказываю колхозникам и их передовой представительнице мадам Загладе, как и зачем продавать огурчики за бешеные деньги!

Общеизвестно, что после этих слов Михаил Михайлович уже с затруднениями продолжал руководить театром, ощущая на себе пресс чиновничьего мира.

Как-то пригласили Михаила Михайловича Яншина поработать на дублировании иностранной кинокартины.

А делается это так: на экране идут склеенные в кольцо несколько десятков метров пленки, кадры которой повторяются до тех пор, пока наш артист не рассмотрит смыкания губ иностранного артиста и не «вложит» в эти смыкания русские слова (текст лежит на пюпитре перед глазами дублера).

Михаилу Михайловичу предложили озвучить полного по комплекции, очень похожего на него, французского артиста, но, в отличие от размеренного, с придыханием, медленно говорящего Яншина, «выталкивавшего», подобно пулеметной очереди, свой текст. Колечко пленки, предложенное для пробы, было продолжительным, слов много. И Яншин, конечно же, «застрял» в этой ювелирной охоте за синхронным попаданием русских слов в смыкания губ «пулеметноговорящего» артиста. Устал, взмок. Время идет. Режиссер, молодой человек, очень осторожно осведомился:

– Ну, как, Михаил Михайлович, может быть, попробуем записать?

– Давайте попробуем. Но вот какая петрушка получается… В отдельные слова я кое-как попадаю, вроде бы синхронно получается, а вот попасть в смыкания нескольких слов и тем более в весь этот отрывок… Не знаю, не знаю… Ну, давайте попробуем.

Режиссер командует «мотор!» Это означает, что сейчас пойдет запись. Тишина. На экране пошли кадры, герой картины уже начал говорить. Михаил Михайлович, уже сбросивший пиджак, подготовившийся к бою с экраном, набирает воздух, приближается к микрофону и… «А уже все кончилось», – жалуется он режиссеру. Было несколько попыток поймать синхронность и записать «кольцо». Безрезультатно! Преодолеть темп речи француза наш русский Яншин не смог и на прощание, расстроившись, сказал: