Дарю, что помню

В старом малом театре во время шедшего гоголевского «Ревизора» артист Дурново, исполнявший роль Земляники, оговорился: вместо «все, как мухи… выздоравливают» сказал «все выздоравливают… как мухи». И этого было достаточно, чтобы художественное руководство императорского театра отнеслось к этой текстовой накладке (с современной точки зрения – невинной) как к чрезвычайному происшествию, как к поводу для экстренного собрания членов кружка любителей и охранителей классического языка.

Сколько времени смогли бы эти охранители оставаться в своем уме, если бы воскресли и послушали, что и как в наше время говорят?

…Ученый-гуманитарий в доказательство своей правоты приводит зрителям с экрана всем известную цитату из «Ревизора», но в своей интерпретации: «Над кем… или над чем смеетесь. Над собою смеетесь». Но, заглянув в книгу, он неожиданно для себя прочел бы слова, написанные дорогим Николаем Васильевичем: «Чему смеетесь? Над собою смеетесь!»

Высокопоставленный чиновник, ведающий культурой, вернее ее хозяйственной частью, на мой вопрос «Что сейчас читаете?» горделиво, с видом замотанного делами человека, прибегая к бесчисленному количеству ненужных «так сказать», «как говориться», «значит», «со всей определенностью», «если честно говорить», вздыхая, многозначительно «э-э-экая», обрисовал мне сложность своей работы и общественного положения. А закончил свою тираду следующим образом:

Дорогой мой! Вот такие пирожки! Где взять время на то, чтобы углу́биться в серьезное чтение? Тут как-то начал Хлебникова и… ничего не поня́л:

Леса обезлиси́ли
Леса обезлоси́ли

Что это? Отложил!

Я сделал ему замечание по поводу неправильных ударений. На это он спокойно сказал:

– Ладно валять дурака! Люди повыше меня (он штампованно продырявил воздух движением большого пальца снизу вверх), поумнее, пообразованнее, на виду у всего мира, на дипломатической работе собаку скушавшие, говорят, как я говорю, и все нормально! Поня́л?

Не желая обострять отношения, я покорно ответил: «Поня́л, поня́л». И, улыбаясь, процитировал отрывочек из диалога Баяна и Присыпкина из «Клопа», не называя их фамилий и пьесы:

«– Товарищ Баян! Я за свои деньги требую, чтобы была красная свадьба и никаких богов! Поня́л?

– Да что вы, товарищ Скрипкин, не то что поня́л, а силой, согласно Плеханову, позволенного марксистам воображения, я как бы сквозь призму вижу ваше классовое, возвышенное, изящное и упоительное торжество!»

Мой собеседник похлопал меня по плечу и сказал:

– Молодец! Сумасшедшая у тебя память! Завидую! Это откуда цитата?

Я без промедления ответил:

– Из «Бани».

– Безыменского, кажется?

– Нет. Это Маяко…

– А-а-а! Да-да! Извини! Конечно! Конечно, Маяковский! Вот видишь, до чего Министерство культуры довело! Затурканный я совсем… Ну конечно – «Баня»!

Я рассказываю сущую правду. Ей-ей!

В беседе с другими деятелями культуры – это было в доме отдыха «Руза» Союза театральных деятелей – я привел цитату из текста Городничего: «О, тонкая штука! Эк куда метнул! Какого туману напустил! Разбери кто хочет! Не знаешь, с какой стороны и приняться! Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось!» И спросил – откуда эти слова?

Один деятель, не задумываясь, сказал:

– Раз там сказано «не куды пошло», это, конечно, Островский.

Другой возразил ему:

– Да вы с ума сошли! Это текст Городничего из второго акта «Ревизора». Но готов поспорить, что у Гоголя написано «не куда пошло», а не «не куды».

Пришлось идти в библиотеку. Там «Ревизора» не оказалось. Достали дома у лечащего врача и прочли – «не куды пошло».

– Надо же! Подумайте! – резюмировал ведающий совокупностью материальных и духовных благ, созданных человечеством в процессе его общественно-исторической трудовой практики.

Я понимаю полезность усилий при ликвидации стены, разделявшей две Германии; понимаю необходимость во время войны разрушений разных укреплений, дзотов, дотов и прочих сооружений во имя подавления врага. Но где и кто враг, когда разрушается родной русский язык? Не те ли, кто его разрушает, и есть враги? Надо защищаться от них, активно защищаться, пока не смели́ они наш литературный язык.

Вот иллюстрация к русской пословице «Не ножа бойся, а языка!».

Недавно отдыхал я в Подмосковье. Запал в память диалог 40–50-летних мужчин:

1-й. Поток нецензурных слов, в котором тонули редкие нормальные русские слова. Пропорция примерно такова: 85 – мата, 15 – русских слов.

2-й. Тот же поток, но в более скромной пропорции: 50 на 50.

1-й (слезливо). Мат, мат, слово, мат, слово.

2-й (успокаивая собеседника). Мат, слово, слово, мат.

1-й (вытирая слезы). Мат, мат, мат, мат, слово.

2-й (приободряя собеседника). Слово, слово, мат, мат.

1-й (пожимая руку 2-му). Мат, мат, слово, мат.

2-й (обнимая собеседника). Слово, слово, мат, мат.

На втором этаже открывается окно. Появившаяся в нем женщина на нормальном русском языке произносит какую-то фразу, обращаясь к мужчинам.