А потом весь скользнул в правую руку и вцепился в силу Хью. Она была огромной, но огонь был создан для этого, он вливал ее в себя, одновременно покидая тело, и последней его связной мыслью было: «Ух ты». Генри улыбнулся, но улыбки на губах не почувствовал, он вообще чувствовал тело все меньше, словно оно немело. Зато размытая золотая фигура, покинувшая его тело, становилась все больше. Ее сияющие руки стискивали ладонь Хью и тянули в себя его силу, темную, как старое золото, но сам огонь оставался чистым и ярким, – и сила Хью постепенно светлела, смешиваясь с ним.
«У нас ведь каждая капля крови одна на двоих, верно? Сила связана с самой жизнью, их нельзя разделить, – сказал Генри огню на пепелище своего дома. – Но если я отдам свою силу, то есть тебя, вместе с жизнью, и Хью сделает то же самое, то вы сольетесь вместе, так? Сила такова, каков хозяин, и новым хозяином всего этого могущества станешь ты. А ты хороший, и я верю в тебя, – мне плевать, каким ты был раньше: для меня сейчас ты – лучшее, что осталось. Если уж мы смогли силу короля-зверобоя превратить в свою, значит, и тут справимся, как думаешь?»
Голова Хью повисла, он сполз со скамейки на землю и остался лежать. Мир почти погас, и только огромная золотая фигура ослепительно сияла. Огонь посмотрел на свои раскаленные докрасна руки. Несколько секунд было оглушительно тихо, а потом остатки золотой дымки снова потянулись из стен, деревьев, земли, но только теперь они втягивались не в Хью, а в руки огня.
– Нет, – хрипло сказал Генри, щурясь от яркого света. Он даже не мог с уверенностью сказать, стоит ли на колене или уже лежит, но голос пока оставался. – Нет. Ты хочешь все, я знаю, – ты такой, тебе трудно удержаться. Но в этот раз нужно наоборот. Отдашь – получишь больше. Это будет лучший момент в твоей жизни, честное слово. Увидишь, я прав. Стать частью всего куда лучше, чем забрать все себе. – Последняя фраза получилась совсем смазанной, язык начал отказывать, и Генри из последних сил выдавил еще три слова: – Давай. Задай жару.
Золотая фигура наклонилась к нему, и Генри запоздало понял, что все еще упирается одним коленом в землю. Значит, не упал. Бесформенное лицо всмотрелось в него, придвинулось и на секунду коснулось лбом его лба. А потом огонь выпрямился, в последний раз взглянул на свои руки и упал.
От удара о землю фигура рассыпалась на миллионы искр, это сияние волной прокатилось во все стороны, и в следующую секунду Генри чуть не ослеп. Он никогда не замечал, что в мире столько цветов и они такие яркие. Осенние листья кленов, резные стены внутреннего двора, синее небо, ослепительное солнце позднего весеннего утра – все это было таким прекрасным, убийственно красивым. Генри почувствовал, как его сердце бьется все медленнее. Мышцы больше ему не подчинялись, и он упал на землю, в шуршащие разноцветные листья. Над головой шумели клены, но повернуться на спину и взглянуть на них уже не хватало сил.
Хью лежал в шаге от него, глаза его сонно моргали, он хрипло, тихо дышал. Похоже, огонь оставил им обоим прощальный подарок: слабую, тлеющую искру жизни, чтобы они могли попрощаться. Генри протянул руку и слабо сжал холодные пальцы Хью, думая о том, что отец был не прав: люди не должны умирать одни.
Кто-то перевернул Генри на спину, и над ним нависло лицо Странника. Тот снова выглядел здоровым и сильным, как будто гвозди может голыми руками забивать, и Генри захотел улыбнуться ему, но уже не смог.
– Даже лучше, чем было, – тихо сказал Странник. Глаза у него сияли. – Все выжили, существа проснулись, земля ожила. Все в порядке, ты все сделал.
Одна мысль вдруг пронзила Генри с такой силой, что он даже смог выдавить из себя слова.
– Волшебство. Я не вернул то, что одолжил, – пробормотал он, пытаясь остаться в сознании. – Оно… оно теперь везде.
Странник поднял голову и замер, будто прислушиваясь к чему-то далекому.
– На тебя там не сердятся, – негромко сказал он. Ну конечно, он же был соткан из чистого волшебства и мог доставать ответы прямо с той стороны. – Это было прекрасное путешествие, Генри. Кто бы знал, какую удивительную жизнь можно прожить за месяц.
«И правда», – подумал Генри. Деревья сходились у него над головой, разноцветные листья качались под ветром. Как же он хорошо провел время с тех пор, как впервые перешел реку около своего дома в горах. Генри чувствовал, что сейчас заснет, и Странник сидел рядом и смотрел на него с такой же улыбкой, как у Барса: улыбкой, понимающей все на свете.
– Подожди секунду, – мягко сказал Странник, оборачиваясь. – Кое-кто хочет попрощаться.
Рядом послышались бегущие шаги, шорох листьев, и над Генри нависли лица Эдварда, Агаты и Джетта. Сван скользнул по нему взглядом и горестно опустился рядом с Хью. Видимо, как только сила исчезла, рассыпалась и иллюзия прекрасного ужина.
– У тебя ничего не болит, – потрясенно пробормотал Эдвард. Ну конечно, он бы на себе почувствовал, если бы это было не так.