Он уложил ребенка в колыбель и начал расставлять на круглом столе посуду. Генри рванулся, чтобы выволочь всех отсюда и бежать со всех ног, но дверь в дальнем конце гостиной открылась, и вошел Хью. От неожиданности Генри застыл на месте. Он в очередной раз ожидал впечатляющей встречи, достойной описания в какой-нибудь сказке, но Хью зашел как ни в чем не бывало и поспешил к Свану, улыбаясь во весь рот. На нем почему-то не было ничего желтого – вот что насторожило Генри больше всего, даже больше, чем то, что Хью обнял Свана и потрепал по плечам так, словно ничего плохого между ними никогда не происходило.
– Привет, брат, – весело сказал Хью, ни на кого больше не глядя. – Как же я рад тебя видеть! Ну что, новые стихи есть? Может, даже заказ получил на какую-нибудь хвалебную поэму?
Он на секунду прижал к себе голову Свана и повел его к столу, продолжая болтать. По-хорошему, надо было его хватать, пока он спиной повернулся, но что-то Генри останавливало.
– Мойра с папой скоро вернутся, они на рынок пошли, – добродушно сообщил Хью, усаживая Свана за стол. Красавец-крестьянин улыбнулся Свану и поставил перед ним тарелку. – Ладно, братишка, я серьезно: почитай мне что-нибудь свое, пока до еды время есть.
И тогда Генри наконец понял, что не так. В глазах Хью не было золота, хотя по стенам то и дело пробегали золотые блики: волшебства в доме было столько, что он даже вместить его не мог. Но Хью выглядел как обычный парень из Хейверхилла, которого Генри встретил на охоте, – только к Свану стал добрее. Вот тут до Генри и дошло: они все не настоящие. И ребенок, и крестьянин, и даже Хью. Раз не получилось задержать их на подступах к дому, сила Хью пытается дать каждому то, о чем он мечтает, сделать так, чтобы им не захотелось идти дальше. Воздух звенел от волшебства, казался густым, как мед, – неудивительно, что сила тут могла не только питаться сознанием Хью, но и другим в головы залезать.
– Уходим. Срочно, – приказал Генри.
Но Агата и Сван его уже не слушали, а через минуту перестал слушать и Джетт, потому что из коридора в комнату заглянула его мать.
Она принялась суетиться вокруг сына, гладить его по волосам, усаживать за стол. Генри попытался вытащить Эдварда, пока и к нему кто-нибудь не пришел, но было поздно: дверь в дальнем конце гостиной распахнулась, и вошли король с королевой.
– Эдвард, милый, наконец-то ты вернулся! Садись скорее, эти славные люди пригласили нас на ужин, нельзя заставлять их ждать! – сказала королева, крепко обнимая Эдварда.
Она выглядела просто ослепительно – ничего общего с изможденной женщиной, которая зашивала Генри рану. Королева была такой, какой ее помнил Эдвард.
У Генри даже губы от ненависти задрожали, когда он представил, как это место сейчас будет и ему что-нибудь подсовывать. Но больше ничего не происходило. Он вдруг вспомнил, как Секретница прикоснулась к нему в доме Странника и сказала: «Ничего не скрывает. Он прозрачный, как вода». И тогда Генри понял, отчего этому дому нечего ему предложить. У него давно не осталось никаких тайн, а теперь не осталось и желаний, ни одной мечты, за которую это место могло бы зацепиться. Генри хотел только одного: дойти до настоящего Хью, чтобы все наконец-то закончилось. Но именно этого волшебный дом не собирался ему давать.
Все уже сели за стол, красавец-крестьянин расставлял еду, влюбленно поглядывая на весело болтающую с гостями Агату. За столом оставалось одно свободное место, и фальшивый Хью вдруг отодвинул стул и похлопал по нему.
– Садись, Генри, что встал? – добродушно предложил он. Сван, который повернулся к Агате, не обратил внимания на его слова. – Ты проиграешь, я тебе это сразу могу сказать, и пытаться нечего. Посмотри в окно.
Генри послушно дошел до окна и раскинул шторы. Уже давно пора было убежать, но в комнате царило ощущение такого бесконечного счастья и любви, что даже на него подействовало. Неудивительно, что остальные потеряли чувство реальности: краем уха он слышал, как они обсуждают еду на столе, стихи Свана и погоду.
К дому со всех сторон ползли темнота и пепел. Край изобилия погибал, превращался в черные остовы домов и деревьев. Краски, жизнь и голубое небо оставались только метров на пятьсот вокруг дворца, все остальное тонуло во тьме.
– Мы можем остаться здесь навсегда, – сказал Хью, непринужденно опираясь локтем на спинку стула. – Этот дворец выстоит, что бы ни случилось. У нас будет все необходимое.
Генри посмотрел на часы посреди стола. Без десяти десять. То, что все здесь погибнет в десять четырнадцать вместе с королевством, было совершенно очевидно, его даже позабавило, что Хью думает вот так его обмануть. Но было во всем этом представлении и кое-что хорошее, – и когда Генри подумал об этом, на душе у него стало легче.