Дарий

Я хотел отдать Ариаспа в обучение к жрецам, но он не смог выдержать ни одного испытания. Слабость его воли такова, что ему не по силам испытывать ни голода, ни жажды, он не может долгое время обходиться без сна и без женщин. Ариасп падок на женские прелести, ставя утехи на ложе превыше всех канонов «Авесты» Заратуштры. А это страшный грех. В общем, жрецы отказались от Ариаспа. — Гистасп тяжело вздохнул. — Держать его в обозе я счел унизительным и для него, и для себя, поэтому я переодел его в женское платье и спрятал среди своих наложниц. Ты же знаешь, Дарий, в детстве Ариаспа часто принимали за девочку из-за его кудрей и длинных изогнутых ресниц. Он и в свои двадцать лет более похож на девицу, нежели на воина.

Дарий некоторое время молчал, оглушенный тем, что услышал.

Наконец царь поинтересовался: а каков же Артафрен?

— Этот, напротив, смесь молнии с огнем! — досадливо ответил Гистасп. — В свои семнадцать лет Артафрен не ведает страха ни перед болью, ни перед опасностями. Им восхищаются даже бывалые воины. Слабодушие Ариаспа оскорбляло Артафрена до глубины души. Он даже хотел убить брата, чтобы тот не позорил наш род. Узнав, что я спрятал Ариаспа среди наложниц, Артафрен разругался со мной и сбежал в горы. Где он сейчас, жив ли, я не ведаю.

Размышляя о братьях, Дарий не находил себе места днем, эти же думы не давали ему заснуть ночью.

Услышав невдалеке грустные переборы струн пектиды и негромкое пенье Арбупала, Дарий вышел из душной опочивальни во внутренний дворик. Арбупал сидел возле колодца на кряжистом чурбаке спиной к Дарию и не сразу расслышал, как царь окликнул его.

Когда певец обернулся к царю, бледный свет луны озарил его красивое задумчивое лицо с гордым носом и прямой линией бровей.

— Тебе тоже не спится? — спросил Дарий.

Арбупал хотел было встать, но царь положил руку ему на плечо, удержав на месте.

— Если честно, то я выспался днем, — Арбупал улыбнулся. — У меня ведь нет никаких обязанностей в твоей свите, поэтому я предоставлен самому себе.

Когда рядом никого не было, Арбупал разговаривал с Дарием как с равным.

— Твоя обязанность сочинять песни, — сказал Дарий, присаживаясь рядом. — Тем более что лучше тебя делать это никто не может.

— Я уже придумал слова к новой песне, прославляющей персидского царя Дария, победителя парфян, — признался Арбупал. — Осталось лишь сочинить мелодию.

— Если такая песня уже почти готова, значит я просто обязан победить завтра, — промолвил Дарий.

А про себя подумал: «Если же поражение будет неизбежно, тогда я брошусь грудью на меч».

Его измученной, ожесточившейся душе хотелось покоя, и все царские почести были ему не в радость при мысли о тех ратных трудах, которые еще предстояло свершить. Причем у него не было права на ошибку и на малодушие, ибо груз ответственности за сохранение державы Кира был залогом верности многих его сторонников. Отступать от начатого ему, Ахемениду, нельзя было ни при каких условиях. За исключением смерти.

«Интересно, если я вдруг погибну, кто же возглавит войско и царство?» — подумал Дарий, уже лежа в постели. И тут же крепко заснул, так и не разобравшись в этом вопросе.

А утром его разбудили призывные трубы и шум выстраивающегося на равнине войска.

Багапат принес царю одежду, Аспатин — царское оружие и панцирь.

Дарий торопливо одевался, слыша во дворике голоса ожидавших его военачальников. Где-то за домом раздался топот множества лошадиных копыт. Аспатин пояснил: это прибыли конные царские телохранители.

Стольничий приблизился к царю с подносом в руках. На подносе в серебряном блюде горкой возвышались груши, персики, гранаты. Рядом в маленькой плетеной корзинке лежали белые ломтики сыра и свежеиспеченные лепешки.

Однако Дарий отстранил стольничего и вышел во двор. За царем последовали Аспатин и Багапат.

Слуги остались в доме.

Сначала Дарий выслушал жрецов, которые с радостными лицами поведали ему, что жертвы благоприятны, стало быть, боги даруют персам победу.

Артавазд предложил царю подняться на крепостную башню, дабы с высоты оглядеть поле предстоящей битвы. Дарий без колебаний согласился.

Остов полуразрушенной башни возвышался на обрыве возле пересохшего речного русла. Верхние ярусы и деревянные перекрытия башни давно обвалились, поэтому Дарий, Артавазд и последовавший за ними Аспатин по каменным ступеням взобрались на груду обломков, заполнявших сердцевину круглой башни. С высоты было прекрасно видно персидское войско, изготовившееся к сражению. Как на ладони были видны и конные и пешие отряды мятежников, выходившие из своего стана на холме.

— Шавак намеревается окружить оба наших фланга, — пояснил царю Артавазд. — Для этой цели он выдвигает всю свою конницу на фланги, а центр заполняет пехотой.

— Откуда же у Шавака взялось столько конницы? — забеспокоился Дарий, глядя на густые конные колонны под парфянскими знаменами в виде медных орлов с колесом в лапах.

— Это еще не вся конница восставших, государь, — вздохнул Артавазд. — За холмом расположены кибитки кочевников-даев. Конницу даев Шавак, видимо, решил придержать в резерве.