Даргер и Довесок (ЛП)

— Завтра вас и след простынет, — вздохнула хозяйка — Мое имя вам ни к чему. В нынешние времена опасно делиться такими вещами с незна­комцами. Если вас примут за шпионов и станут пытать, вы охотно выдадите все имена, какие зна­ете, чтобы хоть на время унять боль. Но довольно об этом. Этот постоялый двор всегда славился гостепри­имством. Наши свиньи питались только кухонными объедками, а потому слой за слоем нагуливали жи­рок, из-за чего вяленые окорока получались просто пальчики оближешь. Запеченные индейки, утки и цыплята подавались нескончаемым потоком. Мы сами варили пиво, ферментировали вино и клони­ровали наш особый вид галлюциногенных грибов — очень мягких, очень изысканных. Однажды к нам нагрянули вербовщики. Они уговаривали юношей присоединиться к армии и не скупились на обещания. Мой старший мальчик лю­бил приключения и, несмотря на все мои мольбы, записался на службу. Некоторое время от него при­ходили письма. Иногда он присылал деньги. Потом его отправили сражаться с чудовищами в Западные холмы, и писем больше не было. Из армии приехала женщина и сказала, что мой сын погиб, но условия службы не выполнил, а зна­чит, я должна отдать им второго сына. Я пыталась ее остановить, но она все равно его увела. Год спустя эта женщина вернулась и заверила, что мой второй сын жив, но им нужно больше сол­дат и я должна распрощаться с дочерью. На этот раз я бросилась на нее с кухонным ножом. Вот по­чему моя невестка, вдова моего старшего сына, хро­мает. Она пыталась меня защитить, и ее наказали вместо меня. Перед вами все, что осталось от моей семьи, если только в один прекрасный день не вернутся двое моих выживших детей. Но в этом я сомнева­юсь. Пока они живы, армия их не отпустит. История моя печальна, но не единична. В ка­ждой знакомой мне семье похожее горе. Как след­ствие, не хватает людей собирать урожай. Фермы угасают. Торговля вырождается. Путников все меньше. По этой причине снижаются суммы со­бранных налогов, и солдат — наших родных сы­новей! — посылают наказывать нас за то, что мы не так богаты, как раньше. С каждым годом все хуже. Сельскую местность ждет окончательное опустошение и разорение, некому будет выращи­вать еду для армий. Мне кажется, тогда они по­вернут оружие друг против друга и наконец ис­пользуют его по назначению.

— От твоей истории сжимается сердце, — про­говорил Довесок.

— В тяжелые времена люди часто говорят, что у них нет будущего. Но я могу смело сказать, что у меня нет и настоящего. Осталось только прошлое, и с каждым днем оно тает и кажется все менее убедительным.

Пожилая женщина с достоинством поднялась с места.

— Грейтесь у огня, развлекайтесь беседами. Я и моя семья застелем кровати чистым бельем и со­общим, когда все будет готово.

Долгое время никто не произносил ни слова. Наконец Даргер придвинулся к Огненной Орхидее и тихо произнес:

— По моим подсчетам, в Песьей Своре четверо детей.

— Не вздумайте сказать это при них, — отве­тила Огненная Орхидея. — Они быстро растут, особенно Маленькая Паучиха. А Ужасный Надоеда на прошлой неделе увидел свое первое убийство.

— Это, конечно, весьма похвально. Но факт остается фактом: с ними нужно что-то делать.

— Все уже делается. Мы их кормим, заботимся о них, учим полезным навыкам.

— Нет, я имею в виду, что их нужно отослать в безопасное место.

Огненная Орхидея окинула Даргера скептиче­ским взглядом.

— Безопасное? Во время войны? Нигде не без­опасно. Когда они с семьей, мы по крайней мере уверены, что они не листают непристойные книж­ки и не цепляют дурные привычки.

— Нас ждет чрезвычайно опасное дело. — Дар­гер услышал, как против воли в его голос закрады­вается раздражение. — Дети нуждаются в защите.

— А взрослые в семье на что? Как раз чтобы защищать детей и заботиться об их безопасности даже в опасных ситуациях.

— Да, но...

— Вы очень добры. Но глубоко заблуждаетесь. Не забивайте такими вещами свою дурную чужестранную голову.

Огненная Орхидея отошла к Ужасному На­доеде.

— Думаешь, я не заметила, как ты колол сестру палочками для еды? Иди-ка помоги хозяевам с по­судой.

Даргер отвернулся от нее и увидел, как Довесок безмолвно трясется.

— А ты над чем смеешься?

— Смеюсь? Я? Ну, может, и смеюсь. Очень забавно наблюдать, как Огненная Орхидея применяет свою неотразимую логику на ком-то другом. Вот и все.

* * *

На следующий день они добрались до Великого канала и повернули на север. Дорога по-прежнему оставляла желать лучшего, зато могла похвастать шириной. По ней мало кто ездил, и они прекрасно проводили время.

— За нами следят, — тихонько пробормотала Маленькая Паучиха — У меня зоркий глаз. Я уве­рена, что не ошиблась.

Довесок, поравнявшийся с девочкой после ее яростно-призывных жестов, не сдержал улыбки:

— Ты о тех двух всадниках слева, вдалеке? Или о том, который время от времени появляется впе­реди, проверяет, что мы следуем прежним курсом, и снова исчезает на севере? Кстати, это женщина, а те двое — мужчины.

— Ладно, может, твое песьи органы чувств луч­ше моих, — проворчала Маленькая Паучиха, — но мог бы не тыкать меня носом, это грубо.