Дар шаха

Очень скоро я влетел в густой колючий кустарник. Я старался держаться к камням боком и оберегать руки от травм. Пахло хвоей и какой-то полынью, стрекотали кузнечики, летала мошкара, показавшееся солнце поджаривало мой правый бок. Я с благодарностью вспомнил Виктора. Это он научил меня скалолазанию. Без него я никогда не решился бы на такой спуск в одиночку. Все шло хорошо: я травил веревку, легонько отталкиваясь ногами от вертикальной поверхности, и радовался, что продвигаюсь легче, чем опасался.

Ниже кустарника склон вдруг резко ушел вглубь, а моя веревка, как назло, повисла на ветвях. При очередном шаге скала ушла у меня из-под ног, и я завис без точки опоры. Я начал раскачиваться и изгибаться, чтобы приблизиться к скале, но стена была слишком далеко. В результате я только потерял равновесие и перевернулся вверх ногами. Веревку зажало в восьмерке, и я повис в воздухе, как червячок на крючке. Теперь я отчаянно пытался нащупать хоть что-то, что помогло бы перевернуться обратно. Вдобавок я чувствовал все заработанные в Панаме ссадины и ушибы. Кровь прилила к голове, пот заливал глаза.

Очень скоро я сообразил, что без помощи Дениса не справиться. В висках стало шуметь, в глазах потемнело. Мне ли не знать, что долго вниз головой человек висеть не может: повышается внутричерепное давление, а дальше отек мозга. Вопрос времени, когда случится кровоизлияние. Но Денис высоко на обрыве, и кустарник мешает ему видеть меня. Попытался крикнуть, позвать на помощь, но выдавил из себя только жалкий стон. Я суматошно трепыхался и снова и снова пытался раскачаться или изогнуться так, чтобы ухватиться за веревку над головой. Это никакими силами не удавалось, но я был готов сдохнуть, чем снова так пищать.

Внезапно сверху посыпались легкие камушки, послышался треск ломаемых ветвей и рядом возник Денис. Обхватил мои ноги своей свободной левой рукой и повис на них. Я получил точку опоры, напряг торс, наконец-то сумел приподнять верхнюю часть туловища и вцепился левой рукой в веревку над головой. Теперь я смог перевернуться. Я по-прежнему висел в пустоте между небом и землей, не дотягиваясь до края скалы, но хотя бы висел головой вверх. Стало возвращаться зрение, боль в темени отступила.

Денис не терял время. С помощью жумара он поднялся к тому месту, где моя веревка застряла в ветвях. Часть ветвей он просто сломал. В одном месте веревка зацепилась за толстый ствол. Тогда он поднялся еще выше, ухватился левой рукой за мою веревку, напрягся и приподнял ее вместе со мной, беспомощно висящим куколкой на паутинке. У этого Геркулеса хватило сил снять меня с этого естественного крюка и оттащить веревку левее, где она прилегла к скале. Мои ноги снова уперлись в рельеф. Я чувствовал себя утопающим, который внезапно нащупал дно.

Денис спустился, оглядел меня. Он был красный, потный, на лбу вспухла и пульсировала жила. Впрочем, я наверняка выглядел хуже. Я хрипло поблагодарил его.

– Не за что, бывает.

Сомневаюсь, что такое бывает с ним. Подумал, что я всегда хотел бы иметь дело с таким напарником, и никогда – с врагом. Да, я больше не удивлялся тому, что он покорил Екатерину. Мы вместе сделали новую страховочную станцию из трех крюков, и я продолжил спуск, а Денис начал обратный подъем. Теперь я был осторожнее.

Ближе к земле я ощутил страшный запах разложения. Откуда-то появилось множество огромных, жирных, черно-изумрудных мух. Меня затошнило. Я стиснул зубы и про себя взмолился, чтобы это оказалось животное. Господи, пусть это будет олень!

Это не был олень. На объеденном хищниками, полусгнившем трупе блестели красные лакированные туфли на высоком каблуке. Черные спутанные волосы паклей приклеились к черепу. Волна боли дошла до горла, до глаз, затопила. Меня вырвало. Я не нашел в себе силы подойти к ней.

Я поднимался обратно и весь подъем боролся со спазмами подступающих к горлу рыданий. Стоило неимоверного труда держать себя в руках. Я все время представлял, что она лежала здесь все это время с того самого дня, как ее похитили. Все то время, пока я радовался, что она спасена, все дни, пока был в Панаме.

Выполз на склон, утер лицо, стащил каску и рухнул на землю. Сел спиной к Денису, спрятал лицо в ладони. Денис ничего не спросил, видно, и сам все понял. Я пришел в себя, нашарил телефон, вызвал полицию. Мы сидели на краю обрыва и ждали. Я надеялся, что грязь и пот не выдадут моих слез. Последний раз я так себя чувствовал, когда на моем столе умер ребенок, и я ничего не смог сделать, чтобы его спасти. Надо было о чем-то говорить, чтобы перестать видеть то, что лежало на дне ущелья.

– Где ты так научился спускаться?

– В армии.

– Спасибо тебе. За это… – Я махнул вниз.

– Не за что. Сожалею, что так закончилось.

Он вложил мне в руку стакан с остывшим кофе. Я пил и старался не думать о Самире. Получалось плохо. Жуткая картина внизу выжгла мне мозги, как солнце выжигает сетчатку.