Дар шаха

– Это еще надо проверить! – Комиссар потряс ладонями, явно захваченный врасплох скоропалительностью чужих заключений. – Возможно, это его собственная кровь.

– Конечно. – Воронин скрипнул зубами, но сдержался. – Конечно, убийца мог ранить полковника его собственной шашкой, а потом вложить эту шашку ему в руку. Чтобы это проверить, достаточно посмотреть, есть ли на теле убитого сабельная рана.

Усы и брови комиссара, которого подчиненные именовали огаи-Низами, попеременно отражали то понимание и легкое презрение, то замешательство и подозрение – в зависимости от того, говорил ли Воронин на понятном, но плохом фарси или на малодоступном комиссару, но беглом французском.

Воронин оглянулся:

– Глядите, вот следы!

Цепочка темных капель вела к арыку и там обрывалась.

– Дальше раненый пошел по воде канала, – предположил Воронин. Комиссар уже не спорил.

Они вернулись в переулок, но никаких других следов на месте убийства не обнаружили. К этому времени Воронин, Мустафа и полицейские с бричкой общими усилиями основательно истоптали землю вокруг тела. Зато вернулся полицейский, посланный собирать свидетельства соседей, и, почтительно дотянувшись до уха начальства, сделал некое донесение. Услышанное вновь пробудило в комиссаре бдительность, и он уставился на Воронина с подозрением:

– Соседи слышали, что убитый и убийца спорили между собой по-русски!

Воронин склонил голову в знак уважения к исключительной проницательности следователя.

– Вы совершенно правы: убийца должен был знать русский. Смотрите, на месте преступления вы нашли газырь и гильзы от казацкой берданки. По всей вероятности, это был казак. А почти все казаки бригады Турова, даже черкесы и персы, кто лучше, кто хуже говорят по-русски, поскольку у них русские офицеры и урядники.

Комиссар почесал в затылке.

– Аллах милосердный, но казаков-то не счесть! – Он сцепил руки на животе, повертел большими пальцами и недовольно спросил: – Почему я должен искать какого-то казака, когда я уже застал на месте убийства человека, говорящего по-русски?

Огаи-аджан явно заслуживал своей должности.

– Вы застали меня, потому что я был тем, кто послал за полицией и ждал вас здесь. – Комиссар по-прежнему колебался, и Александр добавил решающий довод в свое оправдание: – Неужели вы думаете, что его императорское величество, шаханшах-и Иран воджуд-и ала хазрат-и агдас-и хомайун, вверил бы свою драгоценную персону врачу, недостойному его доверия? Неужели вы подозреваете, что лейб-медик султана способен на преступление?

Официальный титул повелителя Персии заставил огаи-Низами моргнуть. Строго говоря, звания лейб-медика у Александра не имелось да и вообще никакой официальной позиции при дворе не было, но если это не волновало шаха, доверявшего свое драгоценное здоровье рядовому лекарю без званий и должностей, то Воронина не тревожило и подавно.

– Огаи-аджан, завтра с утра я обязан быть во дворце, у меня ежеутренний осмотр Ахмад-шаха. Его императорское величество ждет результаты анализов. – С каждым упоминанием шахиншаха следователь становился все уступчивее. Воронин приосанился и уже почти на равных предложил: – Но если я вам понадоблюсь, огаи-Низами, меня всегда можно найти дома. Или послать за мной моего слугу, если я окажусь во дворце. Моего друга убили, когда он выходил из моего дома, и для меня вопрос чести – помочь правосудию наказать виновного.

Огаи-аджан снова нахлобучил кокарду и вместо ответа рявкнул на своих помощников. Те бросились к трупу, неловко подняли его, переложили в прибывшую телегу. Уже погрузив зад в бричку, почтенный огаи-Низами спохватился, что убийца так и не найден. Он поднял руку с тремя растопыренными толстыми пальцами и строго сказал:

– Даю вам три дня. Три. Не найдется до тех пор убийца, будете убеждать судью, что это не вы.