Женщина выглядела так, будто только что встала с постели. Наш стук, наверное, разбудил ее и она надела платье из корзины с грязным бельем. Она была босая, ее волосы с проседью были взлохмачены. У нее были красные, как пуговки, глаза. Она была домашней женщиной, но каким-то образом страшно внушительной, довольно высокой, около 170 см, темной и ненормально мускулистой. Ее голые руки были покрыты буграми мышц. Я заметил, что у нее очень красивой формы икры. Она смерила меня глазами с головы до ног, возвышаясь надо мной, и прокричала, что не слышит моих извинений. Дон Хуан прошептал, что мне следует извиниться громко и ясно.
Как только я это сделал, она улыбнулась и, повернувшись к дону Хуану, обняла его, как ребенка. Она укоряла его, что не нужно было позволять мне стучать, так как мои прикосновения к двери очень скользкие и беспокоящие. Она взяла дона Хуана за руку и повела его в дом, помогая переступить высокий порог. Она называла его «миленьким старикашечкой», а дон Хуан смеялся. Мне было дико видеть, что он ведет себя так, как будто ему приятна та чушь, которую несла эта ужасная женщина. Заведя «миленького старикашечку» внутрь дома, она сделала мне знак рукой, как будто отгоняя прочь приблудившуюся собаку, и рассмеялась над моим недоумением. Ее зубы были большими, неровными и темными. Затем она как будто переменила решение и сказала, чтобы я вошел.
Дон Хуан направился к двери, которую было едва видно в конце темного холла. Женщина распекала его за то, что он не знает, куда идет. Она провела нас через еще один темный холл. Дом, казалось, был огромным, но в нем во всем не было света. Женщина открыла дверь в очень большую и практически пустую комнату. Там стояли только два старых кресла в центре под самой тусклой электрической лампочкой, которую я видел в жизни. Это была старомодная длинная лампочка.
Еще одна женщина сидела в одном из кресел. Первая женщина села на пол на небольшую соломенную циновку и прислонилась спиной к другому креслу. Затем она прижала колени к груди, совершенно при этом обнажившись. На ней не было нижнего белья. Я ошарашено уставился на нее.
Отвратительно грубым голосом женщина спросила меня, почему я так уставился на ее влагалище. Я не знал, что сказать, и потому начал отнекиваться. Она вскочила и, казалось, была готова ударить меня. Она потребовала, чтобы я сказал, что глазел на ее влагалище потому, что не видел влагалища никогда в своей жизни. Я чувствовал себя виноватым, был крайне смущен и также раздосадован тем, что она поймала мой нескромный взгляд.
Женщина спросила дона Хуана, что я за Нагуаль, если никогда не видел влагалища. Она повторяла это вновь и вновь, крича во весь голос, обежала вокруг комнаты и, остановившись у сидящей женщины, потрясла ее за плечи и, указав на меня, сказала, что я — мужчина, ни разу в жизни не видевший влагалища. Она смеялась и издевалась надо мной.
Я был подавлен. Я чувствовал, что дон Хуан должен был что-то сделать, чтобы избавить меня от этого унижения. Я вспомнил, как он говорил мне, что эти женщины бывают совершенно безумными. Он недооценил их, эта фурия была готова стать клиенткой психбольницы. Я взглянул на дона Хуана в поисках поддержки и совета. Он смотрел в сторону и выглядел таким же растерянным, хотя мне показалось, что я поймал злорадную ухмылку, которую он скрыл, отвернув голову.
Женщина легла на спину, задрала юбку и велела мне смотреть, сколько душе угодно, вместо того, чтобы бросать взгляды украдкой. Я, по-видимому, покраснел, судя по тому жару, который чувствовал на лице и шее. Я был так раздражен, что чуть не потерял контроль над собой. Мне хотелось проломить ей голову.
Тут сидящая в кресле женщина внезапно поднялась и, схватив первую за волосы, рывком поставила ее на ноги, совершенно без видимых усилий. Она посмотрела на меня сквозь полуприкрытые веки, приблизив лицо почти вплотную к моему. Ее запах был удивительно свежим.
Очень высоким голосом она сказала, что мы должны перейти к делу. Обе женщины стояли теперь рядом со мной под электрической лампочкой. Они не были похожи. Вторая женщина была старше или просто так выглядела, ее лицо было покрыто толстым слоем косметической пудры, придававшей ей вид клоуна. Ее волосы были ровно уложены в шиньон. Она казалась спокойной, только у нее постоянно дрожали нижняя губа и подбородок.
Обе женщины были одинаково высокими и сильными на вид. Они угрожающе нависли надо мной и долгое время пристально на меня смотрели. Дон Хуан не прерывал их затянувшегося разглядывания. Старшая женщина кивнула головой, и дон Хуан сказал мне, что ее зовут Зулейка и что она