Упоминание о доме Висенте внезапно навело меня на мысль, о которой я рассказал Ла Горде. Однажды, когда я проезжал через Закатекас в северной Мексике, у меня появилось странное желание заехать и навестить одного из друзей дона Хуана, Висенте. При этом я не понимал, что, поступая так, я необдуманно врываюсь в другую область, так как дон Хуан никогда меня с ним не знакомил. Висенте, как и женщина-нагваль, принадлежали к иному миру. Не удивительно, что Ла Горда была так потрясена, когда я рассказал ей о своем визите. Мы его знали настолько хорошо, и он был так же близок к нам, как дон Хенаро, может, даже еще ближе. И тем не менее мы его забыли, так же, как и женщину-нагваль.
Здесь мы с Ла Гордой сразу сделали огромный шаг вглубь воспоминаний. Мы оба вспомнили, что Висенте, Хенаро и Сильвио Мануэль были друзьями дона Хуана, его соратниками. Они все были связаны своего рода обетом. Мы с Ла Гордой не могли припомнить, в чем именно состояла эта связь. Висенте не был индейцем. В молодости он был фармацевтом. Он был ученым группы и настоящим врачом, который поддерживал их всех всегда здоровыми. Я был уверен, что он знает о растениях больше, чем кто-либо из ныне живущих людей. Мы с Ла Гордой вспомнили, что именно Висенте научил всех нас, включая дона Хуана, пользоваться лекарственными растениями. Он особенно интересовался Нестором, и мы считали, что Нестор будет похож на него.
— Воспоминание о Висенте заставляет меня заботиться о самой себе, — сказала Ла Горда. — Это наводит меня на мысль, какой непереносимой женщиной я была. Самое худшее, что может произойти с женщиной — это родить детей, получить дыры в своем теле и тем не менее вести себя как маленькая девочка. В этом и была моя проблема. Я хотела быть умной, но была пустышкой. И мне позволяли строить из себя дуру, помогали мне быть ишачьим хвостом.
— Кто помогал тебе, Ла Горда? — спросил я.
— Нагваль и Висенте, и все эти люди, бывшие в доме, когда я вела себя с тобой такой ослицей.
Мы с Ла Гордой вспомнили одновременно. Ей позволяли быть несносной только со мной. Больше никто не поддерживал ее чепухи, хотя она и пыталась отыграться на каждом.
— Висенте принимал меня, — сказала Ла Горда. — Он все время играл со мной. Я даже звала его дядей. Когда я попыталась назвать дядей Сильвио Мануэля, он чуть не сорвал у меня кожу с запястий своими клещеподобными руками.
Мы попытались сфокусировать наше внимание на Сильвио Мануэле, но не могли вспомнить, как он выглядел. Мы могли ощущать его присутствие в своих воспоминаниях, но в них он не был личностью, он был только ощущением.
Насколько это касалось сцены сновидения, мы помнили, что она была точной копией того, что действительно имело место в нашей жизни в определенное время и в определенном месте. Но мы никак не могли вспомнить, когда именно. Я, однако, знал, что принял заботу о Ла Горде как средство самовоспитания и подготовки к преодолению трудностей взаимодействия с людьми.
Совершенно необходимо было воспитать в себе чувство легкости при столкновении с затруднительными социальными ситуациями, и здесь никто не мог быть лучшим тренером, чем Ла Горда. Проблески воспоминаний, появлявшиеся у меня по отношению к полной Ла Горде, проистекали именно из этих обстоятельств, так как я буквально последовал указаниям дона Хуана.
Ла Горда сказала, что ей не нравилось настроение сцены сновидения. Она бы предпочла просто следить за ней, но я втащил ее внутрь сцены, заставив ее переживать ее старые чувства, которые были ей отвратительны. Ее неудобство было так велико, что она намеренно потащила меня за руку, чтобы прервать наше участие в чем-то, столь неприятном для нее.
На следующий день мы договорились о времени нашего следующего сеанса совместного сновидения. Она начала его из своей спальни, а я — из своего кабинета, но ничего не произошло. Мы выдохлись уже от попытки войти в сновидение. Целыми днями после этого мы пытались достичь эффективности нашего первого опыта. С каждой неудачей мы становились все ожесточеннее и упрямее.
Перед лицом наших неудач я решил, что нам следует на некоторое время отказаться от совместного сновидения и проанализировать его концепции и процедуры, подробнее рассмотреть сам процесс сновидения. Ла Горда поначалу не согласилась со мной. Для нее идея того, что необходим обзор всего, что мы знаем о сновидении, была как бы еще одним способом сложить руки и сдаться. Она предпочитала продолжать попытки, даже если мы не добиваемся успеха. Я настаивал, и она в конце концов приняла мою точку зрения просто из чувства растерянности.
Однажды вечером мы сели и так подробно, как только могли, стали обсуждать все, что мы знали о сновидениях. Вскоре выяснилось, что здесь есть несколько ключевых тем, которым дон Хуан придавал особое значение.