Противники сидели друг против друга. Куликов — напряженный, собранный, немного сутулясь. Верейский же, барственно развалясь, небрежно поглядывал на доску.
Иван Тимофеевич был непроницаемо спокоен. Выполняя обязанности судьи, он жe и передавал через окно очередной ход демонстратору.
Вика волновалась. И было отчего!
Верейский, отдав пешку за инициативу, готовился к атаке.
— Что делать? Что делать? — шепотом спрашивала Вика канадца.
Тот приложил палец к губам. Они вышли из машинного зала, чтобы обсудить положение в партии (47). Еще стоя на крутой лесенке, Александр Максимович сказал:
— Пока ничего страшного. Уверен, что наш изобретатель найдет план защиты.
Меж тем Верейский ринулся на штурм позиции черных:
21. Фе7.
Увидев сделанный ход, канадец схватился за голову.
— Бог мой! Что он делает! Как атакует! Это же коррида!
Право же, коррида! Брать ферзя нельзя, придется защищать королеву королем.
Куликов так и сделал: 21…Kpg8.
— Ну как? Это очень опасно? — волновалась Вика.
— Не думаю… Не видно, как продолжать, — отозвался ван дер Ланге. — Не всякий бык сминает торреро…
Верейский напряженно думал.
Порыв ветра волной прокатился по тюльпанному полю, пригибая к земле и цветы и траву. Но строители, так ждавшие ветра, сейчас его не заметили. На шахматную доску смотрели все, даже и не разбиравшиеся в шахматах.
На доске произошло нечто невероятное.
— Он пожертвовал ферзя на ровном месте! — закричали понимающие.
— Что такое? Почему? — требовали разъяснений остальные.
Действительно, Верейский сыграл 22. Ф : d8 (48), отдавая ферзя за коня. Куликов спокойно принял предложенную жертву — 22…Ф : d8. Болельщики ахнули. Ахнула и Вика. А Верейский невозмутимо шахнул конем — 23. Ке7+ Kpf8. У Кости не было выбора. Верейский гнал его короля конем: 24. Kh7+ Kpe8.
Последовало 25. Kd5 (49). Верейский неприкрыто смаковал получившуюся позицию, любовался ею. Насмотревшись на нее, он встал, подошел к окну, чтобы взглянуть на приунывших болельщиков. Возможно, что в отличие от них он заметил ветер.
— Метафизика какая-то! — воскликнул канадец. — Впрочем, метафизика — родня поэзии! Вот так положение! У нашего Кости ферзь за коня, но, увы, парализованный. Ни одного приличного хода! И грозит вульгарный выигрывающий шах конем на с7!
Куликов, конечно, все это видел, а поэтому сыграл 25…ФЬ8, уступая как можно больше места своему королю. Последовало 26.Кс7+ Kpd8 27. Kg5! Верейский не торопился и действовал осмотрительно. Нельзя было допустить Се7, в этом случае черные жертвой слона выпускали своего ферзя на волю. Костя в ответ лукаво сыграл 27…Kpe8, замыслив теперь попасть слоном на d8 и, наконец, развязаться. Однако Верейский все рассчитал и предусмотрительно сыграл 28. Кf7 (50), имея в виду, что после размена на d8 черные будут заперты и белый король расчистит путь своей пешке «f». Тогда Костя, решив напасть на ключевую пешку d6 с тыла, направил своего слона на ферзевый фланг.
28…Ce1, но… слон ушел с поля h4 и не грозил уже попасть на поле d8. Верейский тотчас использовал это и сыграл 29. КЬ5!
Вике казалось, что ей, как и Косте, нечем дышать.
— Неужели ничего нельзя сделать? — шептала она. — Он давит всем своим многотонным весом.
— Простите, это у Гоголя Тарас Бульба обрушил всю свою двадцатипудовую тушу на спину коня. Художественное преувеличение, не так ли?
— Какое тут преувеличение! — отмахнулась Вика. — Видите, грозит Ка7+?
Костя видел это и сделал единственный ход: 29…Фа8 30.
Ка7+ Kpb8 (51).
— Он мстит! — кипятилась Вика. — Это бесчеловечно! Ведь Костя в день завершения стройки составил этюд — два коня побеждали ферзя. Теперь он делает это против Кости!
— Подождите! Я, кажется, рассчитал. Будет все в порядке.
Это весьма красивый замысел у Верейского, но неправильный.
Обмен на а7. Пусть ферзя нет, но слон успеет напасть на пешку d6.
— Я вас расцелую, — пообещала Вика.
Демонстратор переставил фигуры: 31. Ке5 Ф : а7 32. К : d7+ Кра8 33. ba Cb4.
И тут сильный порыв ветра качнул демонстрационную доску.
Сорвавшиеся с гвоздиков фигуры посыпались наземь.
Противники делали последние ходы партии: 34. Kb6+ Kp : а7 35. d7 Се7 (63), заключительная вилка: 36. Кс8+!
Костя встал и пожал руку Верейскому.
— Это этюдопартия!
— Что? — переспросил Верейский. — Чудо-партия? А как же? Учить вас надо, этюдистов.
Вертолеты в такой ветер не летали, и Викентий Петрович поехал через пустыню на вездеходе, рассчитывая еще засветло добраться до Высоких Песков.
Сидя рядом с водителем, он кутался в свой плащ. Несносный песок проникал через наглухо закрытые окна и ощущался на шее, в рукавах и даже на зубах. Еще недавно было жарко, а сейчас Нелидов зябко ежился.
Песок бил в ветровое стекло, как из пескоструйного аппарата. «Дворники» ошалело метались из стороны в сторону.
Вокруг ничего не было видно. Брезентовый верх вездехода трепетал. Казалось, на него обрушиваются струи воды из брандспойта. Но воды не было. Был только песок. Из-за него вокруг мчалась серая мгла. Водитель вел машину по компасу. Где-то сверху, скрытое песчаными тучами, светило солнце. Об этом можно было лишь догадываться.