Дар богов

Иван Форельман, выросший в лесу, среди природы, научился тонко ее чувствовать. Он обладал поистине звериным чутьем, оттого и в бизнесе был удачлив, умен, смекалист. А еще ему помогал амулет – вырезанное из дерева солнце с человеческими чертами, которое он всегда носил при себе. Иван обладал недюжинными аналитическими способностями и при этом не имел образования – только девять классов школы, что находилась в ближайшем поселке, за четыре километра от его дома. Он бы без особого труда поступил в институт, но не считал, что там узнает для себя что-либо полезное, а диплом нужен, лишь если ты собираешься работать на кого-то. Иван же и мысли не допускал, что ему придется работать не на себя. Идти к кому-то в услужение, ежедневно отсиживать положенные восемь часов в офисе, ездить в отпуск, лишь когда позволят и на ограниченный срок, – это нужно себя не уважать. А у него голова на плечах есть, причем отнюдь не пустая. И вот теперь, потеряв практически все, он не боялся опять начинать с нуля.

В мелодрамах почему-то приезжают покорять Москву исключительно барышни. Как правило, они юны, наивны и полны надежд. Бывают и амбициозные, хлебнувшие из горькой чаши жизни. Но всегда – барышни и всегда – юные. Словно зрелым мужчинам ехать в столицу незачем.

Иван Форельман пребывал в том возрасте, когда безумство, свойственное юности, уже прошло, а присущие ей романтизм, вера в свои силы и бьющая фонтаном энергия остались. К своим тридцати трем годам Иван успел сменить дюжину специальностей: он поработал лесником, охотником, сплавлял лес по реке, был рыболовом, дворником и грузчиком, в Хабаровске комплектовал компьютеры из вторсырья, абсолютно не разбираясь в них, потом стал ими приторговывать – тайком от начальства. Набрал обороты, заматерел, после чего послал работодателя к черту, открыв свое дело.

Иван брался за все, не боясь неудач. В его руках дело спорилось: одно рухнет – выгорит другое, а если и оно не заладится, то ситуацию спасет третий запасной вариант. Бывало и так, что рушилось все – основательно и бесповоротно. Иван не унывал: руки-ноги у него есть, голова на месте – и это главное. Остальное – дело наживное.

С тех пор как умер его приемный отец – Абрам Форельман, Иван утратил привязанность к тайге. Он даже почувствовал, как она его отпустила в большой мир. А других людей, с которыми его связывали бы какие-либо обязательства, он не имел. От этого ему было грустно, но грусть была светлой, поскольку семьи у него не было «еще», а не «уже».

Он вышел из самолета с одним кейсом со сменным бельем и зубной щеткой. Перед ним были открыты все дороги! Это удивительное чувство, когда ничто тебя не связывает. Но это не скверное чувство бездомности, а воодушевляющее ощущение необъятности мира, который полностью принадлежит тебе.

Только его не оставляло беспокойство, происхождение которого Иван объяснить не мог. Скорее это было предчувствие, похожее на то, которое испытывает домохозяйка, увидев дурной сон, когда на рынке у нее из сумки вытаскивают кошелек. Она весь день ходит разбитая и видит подтверждения грядущей неприятности во всех приметах. Она уже смиряется с мыслью, что с кошельком ей придется расстаться, и обреченно идет на рынок, где ее действительно обворовывают. И она этому где-то даже радуется, потому что, по ее убеждению, она «отработала» дурное предчувствие и избежала куда большей беды.

Иван в отличие от такой домохозяйки не намеревался предаваться унынию из-за суеверий. По складу характера он был бойцом и капитаном собственной жизни. Но природное звериное чутье ему подсказывало: что-то не так.

8 мая. Санкт-Петербург

Сойдя с сухумского поезда, Иван отправился в «Park inn» – отель, в котором он жил до отъезда в Карелию. К его удивлению, в «Park inn» свободных номеров не оказалось. Эту маленькую, неприглядную гостиницу во дворе Невского проспекта Иван нашел случайно. Красивый, даже блистательный фасад, как и положено фасаду, выходящему на центральную улицу города, благоустроенный двор-колодец, скромные двери парадного, за которыми – круговая двухпролетная лестница, ведущая на третий гостиничный этаж. Иван поднимался наверх по замусоренным ступеням и сомневался, в ту ли он дверь вошел? Скромная табличка из металла с надписью «А-отель» развеяла его сомнения. Стойка регистрации вместе с девушкой-администратором, чудом втиснутая в узкий проход коридора, холл с чайниками, олицетворяющий кухню, и далее – номера.

Номер Ивану достался вполне приличный – он жил в условиях и похуже. Две кровати, стол, стул – трехзвездочный евростандарт. Вид из окна романтичный – на крыши домов. После вагончика на турбазе и узкой полки в купейном вагоне номер показался ему очень даже хорошим.

Он разулся, с наслаждением вытянулся на свежей постели и незаметно уснул.