Метрономом стучит мыслишка в воспаленной от бессонницы голове, вернее, обрывок фразы, и нет ему завершения и смысла:
" Все по-прежнему, все по-прежнему, все... "
Как ручей переливается через препятствие, чтобы течь уготованным руслом, я ощущаю гулко, пусто и глубоко, что испытание кончилось, и кончилось высшим благом, не сравнимым ни с каким иным, потому как все обретено вновь - и маски; и мечта возвращения на привычный путь сбылась, и меня снова ждут цветы, созерцание и власть исцеляющего. И я стараюсь забыть о входах и выходах, связующих тот мир, что во мне и что создан мной, с миром, общим для всех.
Безотчетно и непонятно мое уныние. Прочь его! Мне не на что сетовать. Я дарую страдающим счастье здоровья, я - человек Добра, я могу сказать себе так, и не обману себя. Значит, я достиг многого.
Будда из того предания, что отрекся от бессмертия во имя людей, - высший Будда. Нет, мне, конечно, не стать им. Но мы близки, и он бы заговорил со мной.
Но откуда же это смятение, эта тоска? Вопрос "зачем"? У меня же есть смысл - врачевать, постигая природу сущего. Как у многих есть смысл в наживе, служении, политике, грабеже...
Я отхлебываю вчерашний холодный, густой кофе, и от него горечь комом, и я сглатываю этот ком...
Скоро день. Дела. Больные.
Что-то должно перемениться. Мне хочется, чтобы что-то переменилось. И не хочется, ибо есть страх перед этим. Нет, не хочется. Зачем?
1982 г., Москва