Дао Дзэ Дун

И он сам — часть души Дрозофилы. Он — скрытое в ней мужское начало, анимус, которое она тоже старается познать в меру своих сил и, познав, обрести равновесие и полноту внутри себя. Она знает о нем многое, но не главное, и этого главного он не знает сам. И когда узнает, наступит полнота. «Самость», как называл полноту личности великий Карл Юнг. «Самость», так явно созвучную в русском языке с «сытостью» и полным самодовольством… Самости, Selbst, сытому швейцарцу Юнгу было более чем достаточно. Все его демоны, рядившиеся сказочными духами и божками, вели-тянули его к ней, чтобы потом поджарить эту упитанную, откормленную Selbst-самость на вертеле, и выложить посреди пиршественного стола в Валхалле, ждущей своего последнего часа.

И он, Страхов, тоже до нее доберется… До Валхаллы. И он уже знает, что будет в ней и с ней делать, чтобы завершить свою программу и создать новую реальность. Уж он тогда стрельнет в этот надутый круглый шар Selbst’a. Снизу вверх! Кучно! Прямо в эту горловину, куда нагоняют горячий адский воздух, чтобы шар-Самость спокойно и эффектно держался в высокой пустоте. Как вам такое, герр Юнг? Как вам там, в путешествии на вашем вечном воздушном шарике Самости?

Страхов снова поднял руку. И снова передумал. Он сел на кровати и еще несколько минут посидел, собираясь с мыслями.

Который час?

Какая разница!

Глаза стали привыкать к темноте. Он все видел вокруг и, наконец, осознал, что комната среагировала-таки на его позу и подала ему очень слабое, очень равномерное освещение. Такая полутьма бывает в пасмурную сухую ночь на границе рассвета. Здешняя полутьма, вероятно, соответствовала времени суток. Похоже, свечение излучалось всеми стенами сразу…

Страхов поднялся, подумал про «умыться и принять душ» и вычеркнул этот пункт из плана: чем меньше сигналов о том, что он бодрствует и, вообще, существует, тем лучше.

Никакой одежды, кроме выбора свежей фиолетовой униформы, шкаф ему не предлагал.

Он оделся, сделал ручкой через закрытую дверь Дрозофиле и пошел к внешней двери.

Дверь не открылась.

Сначала он помялся перед дверью без удивления и опаски. Потом постоял перед ней по стойке «смирно», предполагая, что сканер не может настроиться… Потом подумал, не стоит ли включить свет. Потом он коснулся двери рукой, она не поддалась. Было ясно, что, если он на нее надавит, результат будет тот же… Ручки не было. «Что-то не то», — наконец, догадался спросонку Страхов, вернулся в комнату и снова сел на постель.

Должна быть подсказка! Где?

Там, во сне, у двери тоже не было ручки… была дырка… А на самой двери какой-то полуистлевший постер… или афишка… что-то типа древних «Песняров». А над ними что?.. Какие-то звездочки… красные звездочки… Звездочки!

Страхов глубоко вздохнул и сказал про себя: «Ну, ты молодец!»

Похвала адресовалась не себе любимому, а Дрозофиле. Конечно, она догадалась, что у него в нейронных цепях уже образовался ключ от всех дверей. Конечно, она не сомневалась в том, что он соберется от нее удрать, не сказав «большое спасибо»…

На что она могла настроить сканер-замок выхода? Ни один ее биометрический параметр не годился… Ключ от всех дверей — это и есть мифический универсальный биометрический ключ, действующий, вероятно, по принципу усиленной отраженной волны…

Если бы она могла, то повесила бы на дверь древний амбарный замок… Она, наверно, могла, если уж обзавелась бывшей собственностью самого председателя Мао. Но посчитала, что достаточно будет просто звездочки. Ведь он — не боец Красной Армии Китая. Откуда у него может оказаться такая звездочка?

Страхов едва не на цыпочках подошел к двери Дрозофилы. «Извинюсь, — приготовился он. — Она все поймет по-своему…» Дверь в ее спальню открылась.

Страхов сделал один шаг вперед, остановился и стал приглядываться.

Дрозофила спала на широкой кровати лицом к стене.

Она сделала целых три ошибки! Первая ошибка —звездочка. Нужно было использовать что-то другое, что Страхов не догадался бы найти… Вторая ошибка — она выпила вина немножко больше, чем следовало, понадеявшись на звездочку, и потому заснула глубже, чем следовало. И третья — выпив лишнее, она небрежно обошлась со звездочкой, точнее своей форменной фуражкой: не укрыла ее, не спрятала, а вместе с формой просто бросила на кресло.

Страхов подошел к креслу, взял фуражку — и увидел под ней револьвер. Один из любимых наганов товарища Мао, заправленный в холстер, валялся тут же, на сиденье. Четвертая ошибка! Если только это ошибки, а не подсказки…

«Извини, ты сама предложила… — сказал про себя Страхов, аккуратно вынул револьвер и прибрал его в свой карман. — Верну с покаянием…»

Надо было, конечно, поцеловать ее на прощанье…

«Извини… — сказал он. — Согласен на любой штраф».

И вышел.

Он постарался натянуть фуражку на голову и приблизился к входной двери, слегка подогнув колени…

Сработало!