Дао Дзэ Дун (СИ)

— В буквальном смысле, — ответила богиня. — Это была такая маленькая, целенаправленная победоносная энигма. Все остальное было делом техники. Точнее — информационных технологий…

«Я подумаю об этом завтра», — снова подумал Страхов, вспомнив благодаря своему доступу, какая другая «богиня», ревностная хранительница своего периметра-поместья под названием Тара, всегда следовала этому принципу.

Он решил вернуться к теме и спросил:

— Если я готов, то могу я все-таки знать «зачем»? Или неизвестность конечной цели — преимущество героя?

— Время… — откликнулась богиня.

— Не понял, — признался Страхов.

— Главный принцип капитализма «Время — деньги» приобретет буквальный смысл, — сказала богиня. — Это есть смысл эволюции нашей реальности. И я полагаю, что цивилизация уже подошла к этой точке… Когда-то деньги взорвали твою страну изнутри. Уверяю тебя, Советский союз погубила не гонка вооружений, и не подрывная сила Америки, и не какой-то ваш советский застой. Деньги. Они как бы принадлежали партии, но слишком долго не принадлежали никому. Они были безличны — вот проблема. Деньги не могут быть слишком долго ничьи. Как земля. Их становилось все больше, они прорывались из швов, это как из переполненных труб… В Африку куда-то, во что угодно… На самом деле, это так. Их в Советском Союзе становилось все больше, и люди, которые ими распоряжались, но не обладали ими так же, как своими женщинами, все сильнее впадали в финансовую шизофрению. Чем больше есть денег, тем виднее их небытие… Расщепление восприятия. Это и есть шизофрения, так? Просто началась цепная реакция. Деньги сами стали расщепляться. Они стали расщепляться по людям, по реальным владельцам. Расщепляясь, деньги просто материализовались… Да. И так они взорвали Союз изнутри, они взорвали его пространство. И я знаю, что когда их станет совсем много на Земле, они так же взорвут время… Я не могу это объяснить, но, наверно, скоро смогу показать тебе… Я думаю, что ты стремишься к той же цели, что и я. Но еще не осознаешь, какова эта цель в реальности.

Страхов чувствовал, что уже перегружен тайными знаниями, хотя и продолжал ощущать несказанную легкость в теле.

— Ты идешь? —

От него требовалось окончательное решение.

Страхов еще разок посмотрел на весь мир со стороны. В последний, как ему подумалось.

— Я иду, — сказал он.

— Не бойся, — сказала богиня.

И вдруг он, Страхов, превратился в метеорит. Земля стала стремительно приближаться, как на развертке GOOGLEEarth при выборе места и решительном клике.

Периферия размазалась в глазах разноцветными центробежными лучами, а центральная часть стала стремительно дробиться и рассыпаться на бессмысленные и бесчисленные детали.

Судя по направлению падения, ему предстояло стать Тунгусским метеоритом. А может так и надо, успел он подумать сначала весело, — врезаться болидом прямо в этот новый форт нокс, ба-бах, и все. Километровая воронка и вывал леса до горизонтов…

А может она так и хочет, успел подумать он в последний миг уже со страхом. И зажмурился.

И в тот же миг осознал, что стоит, что уверенно и крепко давит подошвами на твердую землю… хотя и не такую твердую, плоскую и определенную, как в городе.

Он открыл глаза и увидел перед собой все, что видел перед началом удивительного полета — леса, Сибирь и все такое.

Он вздохнул — и вдруг ощутил свободу, какую еще никогда не ощущал. На его спине, между лопатками, больше не было руки богини аутсорсинга, его отпустили… По прямой… И только по прямой!

— Александр, — услышал он позади тихий голос, уже совсем не голос богини.

Он повернулся назад — и остолбенел.

Богиня аутсорсинга Фатима Обилич была белее своего белого льняного мундира. Сверху вниз почти по всему мундиру были прочерчены темно-алые пунктиры. У нее носом сильно шла кровь. А глаза были ясные и блестели.

— Что с тобой?! — выдохнул он, лихорадочно соображая, как и чем может помочь женщине тут, в неопределенном периметре без инфраструктуры.

— Я… — Она качнулась к нему и уперлась правой ладонью ему в грудь. — Ничего… Просто немного устала…

Он было поддержал ее, но она резко оттолкнулась от него, чтобы стать прямо и свободно, но равновесия не получилось, и она стала валиться навзничь.

Страхов рванулся к ней, подхватил за плечи, но она оказалась такой бессильно-мягкой, что перехватить поудобнее не получилось, а только — притормозить ее падение и оказаться прямо над ней, на своих расставленных в стороны коленях, упершихся в мягкую захвоенную почву.

— Я что-то могу?.. Или сбегать за аптечкой?

Что, в самом деле, можно было придумать?

— Александр… — Она с трудом подняла руку и коснулась его подбородка, ясный взгляд совершенно не вязался с ее немочью. — Ты можешь… Ты все сможешь, если решишь… Только если ты сейчас не сделаешь этого сам, я, наверно… может быть, я действительно умру… странно… странное чувство.

У Страхова сперло дыхание, все внутри сжалось и стиснулось невыносимо.