Даниил Московский

— Почему боится? — быстро переспросил наместник.

— Ордынское войско на бронницких лугах встало… Слухи пошли, что рязанцы с ордынцами собрались воевать московские волости…

— Так, так… — задумчиво произнес наместник, переглянувшись с сотником многозначительно. — Значит, Даниил рати ждет?

— Истинно так, боярин!

— А почему мало ратников на Гжель прибавили, если рати ждут? — вмешался сотник. — От рати заставу тысячами, а не десятками подкреплять надобно!

Якушка побледнел. Он понял, что если не найдет убедительного объяснения, то весь прошлый разговор пропадет даром. Ведь верно заметил проклятый сотник: пятью десятками подмоги большую рать не встречают! Вот и наместник уже смотрит без доброжелательства, подозрительно…

— То мне доподлинно неведомо, — нерешительно начал Якушка. — Но от себя мыслю — некого больше князю Даниилу на заставу посылать, к другим рубежам ушло московское войско. От Владимира князь Даниил бережется, от Смоленска, от Твери…

— Откуда знаешь? — снова вмешался сотник.

— Гонцы говорили, что на заставу с вестями прибегали. Старший ведь я был, мне все говорят…

Наместник удовлетворенно откинулся в кресле, спокойно сложил руки на животе. Видимо, Якушкины рассуждения сходились с его собственными мыслями о слабости Москвы на рязанском рубеже, и наместник, не удержавшись, укорил недоверчивого сотника:

— Говорено же и раньше тебе было, а ты сомневался!

— И теперь сомневаюсь, — упрямо возразил сотник.

— Ну и сомневайся себе на здоровье! — уже раздраженно крикнул Федор Безум. — А я сему человеку верю. И все сказанное им до князя Константина Романовича доведу.

— Повременить бы, Федор Семенович, — снова начал сотник, но наместник уже не слушал его.

Ласково, прямо по-отечески, он обратился к Якушке:

— Как с тобой-то быть? Ладно, отпущу тебя с миром. И верно, что серебро не московское, а наше, рязанское. Верно я говорю? (Якушка закивал головой, соглашаясь.) И не твое ведь серебро, верно? (Якушка снова кивнул, но уже с сомнением: куда ведет наместник?) А раз не твое серебро, мне отдать! Тиуна с тобой пошлю за серебром.

— Боярин! — умоляюще начал Якушка.

— Ништо! Ништо! Товар у тебя есть, еще серебра наживешь. А я велю, чтоб торговать тебе вольно, без утеснений. Благодари за милость да ступай подобру!

И расхохотался, довольный собой.

* * *

Милава, напуганная внезапным приходом тиуна и холопов с секирами, прижалась к стене за печкой. Якушка привел к столу, уткнулся лбом в сомкнутые кулаки. Тиун откинул крышку Милавиного сундука, где сохранялась злополучная калита с серебром, встряхнул ее рукой.

— Все серебро тут иль еще где спрятал?

Якушка, не поднимая головы, буркнул:

— Все!

Когда тиун и холопы ушли, громко хлопнув дверью, Якушка сразу засобирался. Достал из короба и заткнул за пояс нож, накинул кафтан поплоше, самый будничный. Поклонился Милаве на прощание:

— Не поминай лихом, хозяйка! Не так мыслилось мне расставание, но, видно, не судьба! Ты верь мне, Милава, верь! Вернусь! Любы вы мне, ты и маленький Ванюшка…

Уже от порога, спохватившись, добавил:

— Короб с товаром оставляю. Много больше там, чем Ивану за постой причитается. Доволен он будет, брат-то твой…

Переулками, задами Якушка пробрался к воротной башне. Караульный ратник равнодушно проводил его глазами. Так, с пустыми руками, города не покидают. Видно, торговый человек о своей ладье беспокоится, пошел проведать.

Якушка спустился к пристани, загремел цепью, отмыкая замок. Подбежал сторож Иван, поинтересовался:

— Далеко ли путь держишь?

— На Северку-реку, к рыбным ловцам. Расспросить хочу, почем рыба. Да ты не тревожься, что сбегу, товар-то мой в избе остался!

Сторож засмущался, сдернул шапчонку, пожелал купцу доброго пути, а в торговле — прибыли. Куда как вежлив стал сторож Иван, узрев у Якушки серебро…

Прощай, Коломна-город!

* * *

Обратный путь показался Якушке Балагуру одновременно и тяжелее, и легче прошлого. Тяжелее потому, что пришлось выгребать против течения Москвы-реки, а легче оттого, что впереди был конец всей дороги — ведь Якушка плыл не в тревожную неизвестность, а к своим…

У Софьинского починка его ждали дружинники, оставленные сотником Шемякой Горюном. Якушка перешел в большую воинскую ладью, улегся на корме под овчиной и забылся тяжелым сном.

Московские дружинники, исполняя строгий наказ Шемяки Горюна, гребли беспрерывно, сменяясь у весел. Никто не любопытствовал, не расспрашивал Якушку, откуда он приехал ночью и почему самая быстрая воинская ладья ожидала только его целую неделю. Если так приказано сотником Шемякой, значит, так и надобно. В Москве разберутся…

* * *

Много времени спустя Якушка Балагур узнал, что его спасла только собственная осмотрительность. Наместник Федор Безум послушался-таки своего сотника, послал ратников за Якушкой, чтобы учинить ему допрос с пристрастием.

Но ратники наместника опоздали…

Глава 6. Кому стоять на Оке-реке?

1

В год от сотворения мира шесть тысяч восемьсот девятый, на Воздвижение[44], в канун первых зазимок, когда птицы в отлет трогаются, московское войско выступило в поход.