Даниил Московский

   — Ну, с Богом! — решительно поднялся Даниил. — На твёрдость твою уповаю, на верность родственную. Брат для брата в трудный час! Пусть слова эти условными между нами будут. Кто придёт к тебе с этими словами — тот мой доверенный человек.

Даниил обнял племянника, ещё раз шепнул на прощание:

   — Будь твёрд!..

* * *

Небо над лесом посветлело, но дождь продолжал сыпать, как из сита, мелко и надоедливо.

То ли от непогоды, то ли от того, что не было больше подгоняющего азарта спешки, обратная дорога показалась Даниилу бесконечно длинной.

Даниил покачивался в седле, борясь с навалившейся вдруг дремотой. «Дело сделано! Дело сделано!» — повторял он про себя, но повторял как-то равнодушно, без радости. Удачные переговоры с княжичем Иваном были лишь малым шагом на бесконечной дороге княжеских забот, которыми ему предстояло заниматься и сегодня, и завтра, и через год, и всю жизнь, потому что каждое свершённое дело тянуло за собой множество новых дел и забот, и так — без конца...

Вот и теперь, возвращаясь в Москву, князь Даниил Александрович мучился новой заботой: «Как с Тверью?»

* * *

А с Тверью было плохо, и князь Даниил узнал об этом тотчас по возвращении в Москву. Боярин Протасий Воронец, вопреки его же прошлым заверениям, приехал из Твери считай что ни с чем!

Молодой тверской князь Михаил Ярославич уклонился от прямого разговора, перепоручил московских послов заботам своего тысяцкого Михаила Шетского. А тот принялся крутить вокруг да около, оплетать послов пустыми словами. Протасий чувствовал, что тверичи хитрят, ждут чего-то, но чего именно, дознаться не сумел. Так и отъехал из Твери, не добившись от князя Михаила желанного обещанья быть заодин с Москвой.

Стоял Протасий Воронец перед своим князем; виновато разводил руками (Даниилу даже жалко его стало!):

   — Не пойму, княже, чего хотят в Твери? Михаил только приветы тебе шлёт, ничего больше. А уж тысяцкий Шетский...

   — Змий лукавый! Обольститель лживый, сатанинский! — неожиданно вмешался архимандрит Геронтий, вспомнив, видно, как ловко уходил от ответов тверской тысяцкий. — Прости мя, Господи, за слова сии, но — бес он сущий!..

   — Ладно, отче! — прервал Даниил разгорячившегося духовника. — Не хули тысяцкого. Михаил Шетский своему господину служит, как может. Другое меня заботит: что задумал сам тверской князь? Ну да время покажет. Ступайте пока...

* * *

По крохам доходили в Москву вести, раскрывавшие затаённые намерения тверского князя Михаила. Эти вести прикладывались одна к другой, и уже можно было догадаться, в какую сторону направил свою тверскую ладью князь Михаил Ярославич.

...Во Владимир и в Ростов зачастили тверские послы...

...Князь Михаил Ярославич без положенной чести встретил в Твери владимирского епископа Якова, поставленного при прежнем великом князе и нелюбезного Андрею Городецкому. Епископ Яков покинул Тверь с великой обидой...

...Тверской тысяцкий Михаил Шетский повёз татарскую дань со своего княжества не к темнику Ногаю, как раньше, а к ордынскому хану Тохте, и ехал тысяцкий по Волге в одном судовом караване с ростовскими князьями...

Большой боярин Протасий Воронец многозначительно хмурил брови, передавая эти вести князю Даниилу, строил предположения:

   — Не иначе, Тверь склоняется к великому князю Андрею!

Но Даниил отвечал неопределённо:

   — Повременим, боярин, с решениями. Что ещё знаешь?

   — Пока что всё, княже.

   — Повременим. Что-то не больно мне верится в крепкую дружбу Михаила с Андреем. Не нужна Андрею сильная Тверь, а Михаилу всесильный великий князь — и того меньше. Но за тверскими делами ты всё-таки присматривай!

   — Присматриваю, княже...

Дальнейшие события как будто подтверждали опасения Протасия.

Месяца ноября в восьмой день князь Михаил Ярославич Тверской обвенчался с дочерью покойного ростовского князя Дмитрия Борисовича, лучшего друга и союзника Андрея Городецкого. Ростовская княжна Анна вошла хозяйкой в новый дворец Михаила Тверского.

А спустя малое время — ещё одна многозначительная свадьба. Великий князь Андрей Александрович взял за себя вторую дочь того же ростовского князя — Василису. Тут и недогадливому всё сделалось понятным. Андрей и Михаил, переженившись на сёстрах, скрепляли союз родственными узами, праздновали завязавшуюся дружбу хмельными свадебными пирами.

Но в Москве от тех пиров только похмелье, тревожные думы да тяжкие заботы. Князь Даниил спешно надстраивал стены городов, собирал ратников в полки, непрестанно сносился с Иваном Переяславским, своим единственным союзником.

И Иван тоже готовился к осаде и войне, умножал сторожевые заставы на владимирских и тверских рубежах, жаловался, что ратников у него мало.