Даниил Московский

   — С того света слежу я за делами вашими, сыновья мои, как вы честь мою порочите, имя моё забвению предали.

   — Я ли первым начинал?

   — На Страшном Суде ответ держать будете, и ты, и Андрей. Скажи, сыне, водил я недругов на Русь либо боронил её? Люд во мне своего защитника видел и потому нарёк Невским... Знаешь, сыне, с какой мыслью умирал я? Думал, вы продолжите дело моё и доброе имя Невского не предадите.

   — Я ли, отец, таких попрёков занедужил?

Но Александр Ярославич ничего не ответил, поднялся, и Даниил словно воочию увидел удаляющегося отца...

Открыл глаза — вокруг никого. Костер догорел, спали отроки. И понял князь: дивный сон его посетил. Спросил чуть слышно:

   — К чему являлся ты ко мне, отец?

К Ивану Купале срубили Олекса и Дарья новый дом. Ставили его лучшие на Москве плотницких дел умельцы. Получился он больше и красивее прежнего — с просторными сенями, над входной дверью козырёк на точёных балясинах, а оконце в резной обналичке.

Печь Олекса сам сложил, да такая вышла, что и грела, и хлебы выпекала, румяные, пышные, гридин даже удивился — надо же... В доме, как в боярских хоромах, мастеровые пол настелили из колотых плах, а крышу тёсом покрыли, дощечки одна к другой подогнали. Всем на загляденье дом. Старый артельный мастер топор в бревно вогнал, сказал довольно:

   — Ну, Олекса, живи, радуйся.

В Москве князь Даниил долго находился под впечатлением сна. Никому о нём не рассказал, только поделился со Стодолом, да и то потому, что был боярин гриднем у Александра Ярославича и послан им в Москву с малолетним Даниилом.

Выслушал Стодол князя, насупил седые брови:

   — Сон твой, княже, не без смысла: видать, и на том свете душа пресвятого князя Невского страдает о тяготах земли Русской. Принимать слова отца надобно как назидание.

Даниил Александрович с боярином согласился, иначе к чему такое видение? Отец судит сыновей высокой, но справедливой мерой, и на то его право. Неспроста нарёк князя Александра Невского епископ Кирилл «солнцем Отечества»... Поступки же сыновей Невского люд зрит через дела их отца. Князь Даниил и раньше о том задумывался, но теперь не мог не сказать: им с Андреем, великим князем Владимирским, не простится, как они Русь берегли. А ведь жизнь к концу приблизилась, мир иной ждёт сыновей Невского, а место их внуки Александра Ярославича займут, его, Даниила, дети, — какая судьба уготована им?

Мысль возвратила князя Даниила к разговору с сыном о Можайске. Отчего городом этим, что всего в полусотне вёрст от Москвы, почитай под боком у Московского княжества, смоленский князь владеет?

Распри с князем Святославом о Можайске Даниила не тревожили — в разговоре с Юрием высказал твёрдое убеждение: смоленский князь воевать с Москвой не осмелится, но как великий князь воспримет весть, что Москва Можайск захватила? Что другие князья о том скажут? Особенно опасался Даниил Александрович распрей с тверским князем...

Не раз задумывался Даниил: умрёт Андрей, кому хан ярлык на великое княжение передаст? Ведь Андрею уже на седьмой десяток перевалило.

Годы, годы, они неумолимы, и бег их стремителен. Давно ли он, Даниил, озорничал с новгородскими дворовыми мальчишками, гонял голубей, а ныне к полувеку ему подобралось. Обуреваемый всегда заботами, будто и не жил, в суете время пролетело.

При мысли, что Москва может с Тверью столкнуться за великое княжение, тревогой сжало сердце. Тверь сильна своим богатством и многолюдьем... Но и Москва с Переяславлем ей не уступят. Ныне у московского и тверского князей един недруг — великий князь, но коли смерть приберёт Андрея, кто ведает, как жизнь пойдёт? Не стали бы врагами Тверь с Москвой. Раздоры меж князьями тверскими и московскими многими бедами обернутся.

   — Не доведи Бог такому случиться, — прошептал князь Даниил...

Час был ранний, когда Даниил пересёк кремлёвский двор, поднялся на угловую башню, что смотрела на верхнюю часть Великого посада и на Балчуг. По наплывному мосту ехал в город груженный свежим сеном воз. Хозяин вёл коня за узду. Близилась осень, и люд запасался кормами для скота. Щёлкая бичом, пастух гнал стадо на выпас. Поднимая пыль, шли коровы и козы. На торговой площади появился первый купец. Глаз у Даниила Александровича ещё острый, видел, как торговый человек завозился с хитрыми замками. Лихие люди на Москве не переводятся, хоть князь Даниил и велел караулы усилить, улицы рогатками перегородить.

Зазвонили колокола по Москве. Из-за реки, от Серпуховских ворот, им отозвались со звонницы монастыря, какой поставил он, князь Даниил. Монастырь богатый, церковь каменная и часовня, кельи монахов и трапезная с хозяйственными постройками обнесены высоким бревенчатым забором.

Когда монастырь возводили, Даниил сказал архиепископу:

   — Здесь покоиться моим мощам, когда Господь призовёт меня...

Даниил не услышал, как на башню поднялся любимый сын Иван. Князь рассмеялся:

   — Гляди-ко, лестница и не скрипнула. Лёгок у тебя шаг, сыне. А я ступаю грузно, доски подо мной плачут. Чего не спится?

   — От долгого лежания бока болят. Ко всему, на заре голова ясная.