Даниил Московский

Сшиблись. Зазвенел металл, лязгала сталь сабель, визжали и хрипели воины. Ржали, грызли человека дикие татарские кони. Степь кричала и стонала, щедро лилась кровь, под конскими копытами трещали кости воинов.

В битве сцепились две конные силы, и никогда прежде не доводилось видеть Любомиру такой жестокой сечи. Накануне боя мурза Чета сказал русским гридням:

   — Кто приведёт хану на аркане ослушника Ногая, тот, милостью величайшего, будет вознаграждён.

   — Зрите, Ногай на кургане! — выкрикнул Любомир и первым толкнул коня в сечу. За ним помчались другие гридни. — Заедино держитесь! — подал голос Любомир и занёс меч.

Долго рубились русичи, и там, где гуляли их мечи, пролегали улицы. К исходу боя половина русичей пала под татарскими саблями.

Сначала бой склонялся в пользу Ногая. Вот качнулось левое крыло орды Тохты, но вскоре выровнялось. Не повернул хан Тохта и чело. Тогда ударили по нему ногайцы, задев и правое крыло. Будто изогнулось золотоордынское воинство, но спустя время выровнялось.

С тревогой следил за сражением Ногай. Так, как он рассчитывал, бой не получился. И тогда хан сказал:

   — Пора!

Приняв из рук нукера шлем, надел и, подняв руку в кожаной рукавице, дал знак тысячникам.

Три тысячи воинов, подчиняясь ханскому приказу, гикая и визжа, помчались в сражение.

Прищурившись, взирал на битву Тохта. Он видел, как упорно наседают на него ногайцы. Но вот хан заметил и другое — в сражение вступил сам Ногай.

   — Егудай, кажется, Ногай задыхается, — сказал Тохта.

   — Он задохнётся, когда я пошлю на него ещё два тумена.

   — Ты это сделаешь сейчас?

   — Я подожду, когда за спиной Ногая окажутся темники, какие отправились в обход.

   — Но почему они задерживаются? Не опоздают ли?

   — Я ожидаю их, когда солнце перевалит половину своего пути.

   — Ха, — выдохнул Тохта, — но это скоро...

Они появились совсем неожиданно для Ногая. Свежие, совсем не измотанные тумены. Их удар был настолько стремительным, что ногайцы перестали сопротивляться. Они попятились, заметались. Ногай вздыбил коня. Кто-то из нукеров ухватил его повод, потащил из боя. На нукеров наскочил Любомир, ударил одного. Краем глаза успел заметить, как в него метнули аркан. Упал на гриву. Петля пронеслась над ним. Мелькнула мысль: миновал плена.

На Любомира наскочили два ногайца, а хан занёс саблю. Отбив удар, гридин сшибся с Ногаем. Хан хоть и стар, а рубился ловко. Но на подмогу Любомиру подоспели товарищи. Они срубили ногайцев, прикрывавших хана, а Любомир, извернувшись, достал Ногая...

Рассеяв и уничтожив большую часть Ногайской орды, Тохта потерял интерес к сражению. Он дожидался, когда к нему пригонят, как побитую собаку, того, кто вздумал называться ханом. Тохта станет глумиться над своим недругом и на устрашение всем этим толпившимся за хвостом его коня мурзам и темникам заставит Ногая встать на колени.

   — Егудай, почему не ведут Ногая? — спросил у темника.

   — Великий хан, — темник потупил голову, — его зарубил в бою русич. Он привёз тебе голову непокорного.

ЛицоТохты искривилось в гримасе, он хлестнул темника плетью.

   — Где этот гридин?..

Любомир спешился, поцеловал землю у копыт ханского коня. Тохта дышал тяжело, замерла его свита.

   — Ты не исполнил моего повеления, русич!

Любомир поднял голову, смело взглянул хану в глаза:

   — Величайший из величайших, Ногай погиб как подобает воину, с саблей в руке.

Тохта поднял плеть, но удара не последовало. Голос хана был хриплым:

   — Ты не притащил мне живого Ногая, а совершил над ним суд, какой вправе вершить только я, а потому я казню тебя.

К Любомиру подскочили нукеры.

— Поступите с ним так, как он с Ногаем.

Нукеры кинулись на гридня, но тот оттолкнул их:

   — Не троньте, сам пойду!

Княгиня Анастасия лежала на высоких подушках, и мысли её были далеко, там, где в Дикой степи хан казнил Любомира. О том поведали гридни, поздней осенью воротившиеся из Орды.

Говорят, беда не ходит в одиночку, княгиня в том убедилась. Для кого теперь жить, задавала она не раз себе этот вопрос. Почему не убилась тогда, падая с лошади?

Скрипнула дверь, и в опочивальню вошёл князь Андрей. Анастасия насторожилась. Он уселся в её ногах, долго молчал. Она ни о чём не спрашивала. Пожалуй, Анастасия знала, какой разговор поведёт Андрей Александрович. Последнее время он избегал княгини, все дни был пасмурным, готовился к зимнему полюдью.

Князь вздохнул:

   — Ты не убереглась, Анастасия, и горько наказала меня.

   — Аль я того хотела, княже Андрей Александрович?

   — Сколь лет ждал я.

   — Видно, так Богу угодно.

   — За чьи грехи? — усмехнулся он.

И в опочивальне снова наступила тишина. Наконец князь промолвил:

   — Кому стол наследовать?

Что она могла ответить ему?

   — Когда я брал тебя в жёны, то мыслил о сыне, но ты долго жила пустым цветом.

   — Моя ли в том вина?

   — Господь рассудит.

Сказал князь и будто хлыстом ударил княгиню. Она сжалась, попросила:

   — Дозволь, великий князь, мне в монастырь удалиться.

   — В келье покоя ищешь? Либо есть покой на земле?

   — Богу послужить хочу, вины свои отмолить.

При тусклом свете лампады, тлевшей под образами, Анастасия увидела, как зло сверкнули глаза князя.