Читаем Даниил Кайгородов полностью

На нарах вновь появилась баклага с вином. Купец достал из дорожного мешка стеклянные бусы и одарил женщин. Через час опьяневший Ахмед, поддерживаемый Гурьяном, ушел в свою землянку. Шарип, раскачиваясь на нарах, тянул какую-то заунывную песню и, казалось, забыл о своих гостях.

Мясников вышел из избы, окинул взглядом убогие землянки башкир и величественные горы, покрытые густым лесом. Иван Семенович опустился на бревно и расстегнул ворот рубахи. Свежий воздух после затхлой избы бодрил. Пахло лиственницей, травами и цветами, которыми так богаты Уральские горы.

Думы Мясникова унеслись в прошлое. Пять лет тому назад он вместе со старшим шурином Иваном Борисовичем Твердышевым купил у башкир несколько тысяч десятин земли с близлежащими рудниками, но их запасы были невелики. Не богат был рудой и соседний Троицко-Саткинский завод. Шуйда, Зяр-Кускан и Бакал принадлежат Строганову. Хорошо, что, кроме башкир, об этих залежах никто не знает. А вдруг наткнутся на нее строгановские штейгеры? При одной мысли, что руда может достаться Строганову, Иван Семенович вскочил на ноги.

— Башкир на первых порах надо запрятать в подвал, а самому ехать в Симбирск, — решил он и поглядел на небо, где уже показались первые звезды. Вернулся в избу. Через полуоткрытую занавеску он увидел спящего Шарипа и его жен.

Лунный свет, падавший из маленького оконца, освещал острый профиль старшей жены и молодое, точно девичье, лицо второй. Старик спал крепко, широко раскрыв беззубый рот. Мясников долго стоял у порога, не отрывая глаз от молодой жены Шарипа, Фатимы. Под его взглядом молодая женщина проснулась. Иван Семенович поманил ее пальцем, показывая на дверь. Испуганная Фатима натянула одеяло на голову и притворилась спящей.

Постояв в раздумье несколько минут, Мясников начал укладываться в постель. Ночью проснулся от собачьего лая.

«Надо посмотреть коней, как бы не угнали в тайгу», — подумал он и вышел из избы.

Кони мирно паслись, изредка позвякивая железными путами. Мясников хотел было вернуться в избу, но то, что он увидел, заставило его поспешно спрятаться за дерево. Мимо него промелькнула женская фигура. Сомнений нет — это Фатима. Женщина торопливо спускалась к звеневшему на дне ущелья ручью. Мясников осторожно последовал за ней. Вскоре Фатима села на камень у воды.

Опустив в ручей тонкую ветку черемухи, женщина, прислушиваясь к его журчанию, смотрела, как стремительное течение гнуло ветвь и, казалось, вот-вот сломит. Затем, подперев рукой щеку, замерла.

Спрятанный густыми ветвями тальника, Мясников не спускал глаз с молодой жены тархана.

Прислушался. Тишина. Лишь по-прежнему звенел по камням говорливый ручей, и где-то далеко за Иркусканом прокричал дикий козел.

Мясников бесшумно вышел из кустарника и шагнул к женщине.

Фатима быстро повернулась на шум шагов и прыгнула через ручей.

Мясников кинулся за ней. Настигнутая им недалеко от ручья, женщина сильным толчком отбросила его от себя.

— Ахмед!

— Ахмедку ждешь, погоди, запоешь у меня другую песню, — поднимаясь с земли, процедил сквозь зубы Мясников и повернул к улусу.

Зашел в избу. За ситцевой занавеской по-прежнему слышался храп Шарипа. Усмехнувшись, Иван Семенович начал укладываться спать. Долго лежал с открытыми глазами, вспоминая события ночи.

«С Ахмедкой разделается Гурьян, а с дикаркой как-нибудь сам управлюсь».

…Разбудил его голос Шарипа.

Мясников приподнялся на локте и, разыскав глазами недопитую баклажку, потянулся к ней.

Налил вина и подал Шарипу. Старик выпил.

Вошел Гурьян.

— Седлай коней, — распорядился Мясников.

— Почто, бачка? — заговорил Шарип. — Мало-мало ашаем, кумыс пьем. — Хлопнув в ладоши, он с досадой посмотрел на вошедшую жену и сказал ей что-то. Иван Семенович уловил имя Фатимы.

— Седлай коней, — повторил он Гурьяну и повернулся к тархану. — Ты, Шарип, приезжай с Фатимой ко мне в Катав, погостишь маленько и домой. Там халаты посмотришь, какие поглянутся — возьмешь. Скажи Ахмеду, пусть приезжает. Подарок получит, — Мясников скрыл недобрую улыбку.

— Латна, бачка, завтра едем, — согласился Шарип.

…Утреннее солнце ласково грело тайгу. Позолотило деревья и щедро разлилось на редкие поляны.

Проезжая знакомое ущелье, Иван Семенович увидел, как среди редких деревьев промелькнула чья-то женская фигура.

«Похоже, Фатима. Должно, шарипкиной плетки боится», — подумал он и направил коня на просеку.

<p><strong>ГЛАВА 3</strong></p>

Сделка купца Твердышева с бароном Строгановым на покупку лесной дачи, в которую входили открытые месторождения руды на Иркускане и Шуйде, состоялась без заминки. Подписав бумаги, Строганов предупредил старшего Твердышева:

— Ты, Иван Борисович, к моим заводам близко не стройся. Урал большой, места хватит нам обоим. Как у тебя с народом? — спросил он купца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза