Даниил Гранин. Хранитель времени

Мастерски продумана завязка романа. Председатель исполкома города Лыкова Сергей Степанович Лосев, спасаясь от дождя, совершенно случайно оказался на выставке вовсе неизвестного ему живописца Астахова. Равнодушно рассматривая малоинтересные «изображения обыкновенных стариков» и «множество мелких картин в простых крашеных рамах», он внезапно почувствовал какой-то «смутный призыв». Его «неожиданно что-то словно дернуло». «Исходило это от одной картины, чем-то она останавливала». Приглядевшись, Лосев обнаружил, что пейзаж «У реки» напомнил хорошо знакомый лыковцам дом лесопромышленника Кислых и все его окружение. Подумать об этом с уверенностью Лосев не решался. Было непонятно, «откуда запущенное место, которое видно из окон его кабинета, могло иметь такую красоту, как на полотне?». Этим сомнением Лосева начинается уже не событийный, а проблемно-эстетический сюжет романа».

Л. Финк. Необходимость Дон-Кихота

«Дом Кислых все хорошо помнили и доказывали Лосеву, что спутать его невозможно, второго такого — с медной крышей, с полукруглыми окнами — быть не могло.

— Это тебе, Степаныч, не коробочки, какие ты ставишь, — сказал Фомин огромным своим голосом. — Дом Кислых — уникум. Индивидуальный проект. А знаешь, почему крыша у него медная?

Лосев пил коньяк и слушал известную ему историю про женитьбу лесопромышленника Кислых на француженке, дочери фабриканта духовых инструментов, который разорился и дал в приданое медные листы и трубы для духового оркестра. С тех пор Кислых и организовал городской оркестр, тот, что играл в парке по воскресеньям. Выяснилось, что отец у Седовой играл в том оркестре на тарелках. А в революцию оркестр отправился в губернский город на поддержку пролетариата. А в доме Кислых расположился комитет бедноты. Позже там были курсы ликбеза. А потом, это уже на памяти Седовой было, там коммуна жила, коммунары. А рядом, вспоминал Фомин, стояла лавка Городилова, это при нэпе, там торговали живой рыбой в садках, а дальше тянулись яблоневые сады и там часовня святого Пантелеймона, где бандиты расстреляли партизана Мошкова…

Нескончаемый этот поток воспоминаний обычно огорчал Лосева — нынешним городом его земляки интересовались куда меньше, чем тем Лыковом, что сохранился в их воображении; они вежливо выслушивали лосевские заботы о новом роддоме или пристани, помогали чем могли, но разговор всегда каким-то образом сносило к прежним временам, когда на рынок съезжались гончары и бондари с кадушками, кувшинами, горшками, свистульками, когда перед гостиным двором устраивали смотрины невест, а на майские праздники карусели и ярмарки.

Прошлое выглядело у них милым, интересным, даже грязно-белые козы на улицах и двухэтажные дома «бывших» горожан, которых, оказывается, тоже раскулачивали и выселяли, и чайные, и пожарная каланча — все умиляло их и погружало в приятную грусть.

А то, что новый универмаг с таким трудом достроили на месте разрушенной в войну петровской башни, что провели канализацию, — это их не занимало.

— Башня придавала по крайней мере облик, — говорил Фомин, — а универмаги — они всюду. Ты, Степаныч, не фырчи, ты хоть и мэр, а не в состоянии создать физиономию городу. Ты своим стандартом только уничтожать можешь. Да я тебя не виню. Известно, тебе не разрешают. Но ты тоже пойми, что при стандарте Лыкову не угнаться за новыми городами. Был Лыков на всю Россию один. Цветные открытки выпускали с видами. Теперь он — рядовой райцентр. Таких сотни. Теперь ты открытки выпустить не можешь, на этих открытках изображать-то нечего».

Д. Гранин. Картина

«По мере приближения к финалу усиливаются драматические краски в изображении Лосева. Есть здесь немалая правда: мы чувствуем, как устал Лосев, чего стоила ему борьба. Именно в свете этого и надо воспринимать отказ его идти на высокую должность в область: нервные, моральные издержки столь велики, что и одержанная победа не смогла их пока что искупить. И вместе с тем последние страницы романа отмечены некоторой искусственностью Впечатление такое, что драматичность подчас нагнетается — возможно, и как некий «противовес» простому, в общем-то, исходу лыковской эпопеи (дело в конечном счете решает своевременная и справедливая статья в центральной прессе). И уже явная, по-моему, искусственность есть в заключительной главе, по существу, эпилоге. Судьба героя окружена здесь атмосферой странной недоговоренности. Лосев бесследно исчез из города, имя его забыто, никто, похоже, не знает и знать не хочет, что сделал он для Лыкова.

Впрочем, автор «Картины» оставляет, кажется, нам некоторые надежды «Полагаю, что он вернется. Потому что обстоятельства именно такого человека потребуют!» Примечательно, однако, от кого исходит это пророчество — от Матвея, местного философа, а проще говоря забулдыги. Больше о Лосеве говорить в городе некому.

И потом что значит — «потребуют»? Отчего будущее время? Обстоятельства требуют, настоятельно требуют Сергея Лосева. Дел для него невпроворот».