Прыщавый этот умник многих раздражал. Особенно начарта В. Крымова, его одногодка, старшего лейтенанта с тоненьким женским голосом, негодным для команд. Между прочим, из-за такого голоса он никак не мог рассчитывать на военную карьеру. Начарт вполне мог бы схарчить рядового Д., если бы не комбат. Дело в том, что комбат посылал этого парня в развалины обсерватории за литературой. Оттуда Д. приносил комплекты журнала «Огонек», «Нива», атласы звезд. Комбату нравились наклейки «Служба звезд», «Служба Солнца». Он любил читать… Ночью, когда появлялись звезды, он призывал Д., и они искали созвездия, начертанные в атласах. Д. приносил из подвалов обсерватории кипы протоколов наблюдений, как они там назывались, для растопок. Звезды хорошо горели. Тонкая бумага годилась на самокрутки.
— Чего-нибудь там выискали? — посмеиваясь, спрашивал их комиссар, тыкая пальцем в небо. <…>
Утвердился Д., когда придумал жечь провод для освещения, жечь с обоих концов, света больше было. И еще деревянный станок для пулемета смастерил. Легче, руки не примерзают.
Одни в батальоне тощали от голода, другие пухли. Немцы зазывали к себе, по радио, обещали хорошую кормежку. Как особист Баскаков ни старался, переходы участились. Дистрофиков увозили в госпиталь. Пополнения не присылали. Пополнялись только вшами».
«Служба в ОПАБе (отдельный пулеметно-артиллерийский батальон) отличалась стабильностью. Был участок — от подбитого грузовика до железнодорожного переезда. Два с лишним километра. Окопы, блиндажи, ходы сообщения, пулеметные гнезда, было свое батальонное кладбище, два закопанных танка БТ — живи не хочу. Впервые он получил письма — был адрес для полевой почты. Приносили в термосах обед. Во втором эшелоне батальон имел трех лошадей, две полуторки, склады БП (боевого питания). Д. получил свое место на нарах, в своей землянке, над головой три наката бревен плюс шпалы. Уют, дымный, вонючий, но уют. Откуда-то появился топор, сучья рубить для буржуйки. Война войной, а надо устраиваться, заводить хозяйство — ведро, коптилки, раздобыли железный умывальник, бывший железный чайник. Все прятали, чтоб соседи не сперли. Или вот спичек не было, Д. нашел в развалинах обсерватории линзу, при солнышке она помогала.
Имелся распорядок окопной жизни. Завтраки, обеды, дежурства, обстрелы. Война в обороне дает подобие дома. Свистят пули, осколки — не важно, есть свой уголок, где можно скинуть шинель, телогрейку, снять ремень, а то и сапоги… Он никак не мог справиться со своей улыбкой, от этой «спокойной войны».
Для него будущее России не вызывало сомнения. Оно было, разумеется, прекрасным, счастливым и прочным. Спустя десятилетия оно стало шатко, ненадежно. Уцелеет Россия или нет — не знаю…»
«Хочу вернуться к первым военным месяцам и сказать об отношении к павшим. О том, как никто не забыт и ничто не забыто. Мы отступали столь стремительно, что не успевали хоронить однополчан. В лучшем случае сваливали тела во рвы и окопы, присыпали землей. Но чаще бросали на поле боя. Потом дивизия перешла к позиционной обороне под Шушарами в районе Пушкина. Потери стали меньше, но периодически кто-то все же погибал, убитых из нашего батальона мы сносили за насыпь рядом с железной дорогой. Там образовалось маленькое кладбище.
Мне приходилось участвовать в похоронах. На могилах мы не ставили крестов или обелисков, нам постоянно не хватало тепла, и дерево, все, что могло гореть, шло на растопку, сжигалось в землянках. Словом, места захоронений помечались большими орудийными гильзами, на которых выцарапывались имена и даты жизни погребенных. На этом импровизированном кладбище покоился прах нескольких десятков, а может, и сотен моих боевых товарищей. Когда война закончилась, я поехал поклониться могилкам. Там все сохранялось, как было при нас. Через пару лет вновь наведался в те места, но гильз уже не обнаружил, захоронения стали безымянными. Зато появился маленький обелиск с надписью «Кладбище 292-го О ПАБ — Отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. Здесь лежат славные защитники Ленинграда от немецко-фашистских оккупантов. Вечная память героям!». Слова, которые всегда пишут в таких случаях, но название части упоминалось, спасибо и на том. Прошло время. Прежний обелиск снесли, поставили новый, еще более обезличенный, где даже номер батальона не назвали, оставили лишь общие бла-бла-бла. И ответьте теперь, кто виноват, что имена погибших стерты из памяти?»