Возвращаясь вечером домой, он завязал ее в салфетку и, о чем-то раздумывая, помахивал этим узелком. Вдруг при очередном взмахе узелок задел за фонарный столб, и – о, ужас! – вазочка разбита! Что теперь делать? Как смягчить обиду и возмущение мамы? И Даня придумывает весьма хитроумный психологический план. Кухня в их квартире была в полуподвальном помещении, и в нее вела довольно длинная и крутая лестница. Когда Даня вернулся, мама и еще какие-то женщины были внизу. Даня появляется на верху лестницы, поднимает руку с узелком и с восклицанием: “Вот она, ваша вазочка!” – сбегает до половины лестницы, затем грохается и с остальных ступеней съезжает уже на спине… Все кидаются к нему:
– Боже мой! Данечка! Не расшибся ли? Не сломал ли ногу или руку?
Нет, цел, ничего не сломал. А то, что разбита вазочка, это уже пустяки.
Слава Богу, что сам-то не разбился! Все это Даня рассказывал так живо, с жестами, мимикой и различными интонациями всех восклицаний, что я запомнила эту сценку, как бы сыгранную талантливым актером»97.
После выпускного вечера кисовцы решили поехать на Сенёжское озеро. На дачу к однокласснице Нелли Леоновой. Именьице Леоновых находилось в шести километрах от Сенёжа в Осинках. Деревня Осинки недалеко от блоковского Шахматова. Друзья бегали на озеро, помогали заготавливать сено, играли в крокет. Поездка в сентябре 1923 года ознаменована эпосом – «Осиниадой», шуточной поэмой в шести главах. Поэму написали Даниил и Ада Магидсон, «два титана» кисовцев, так они названы в другом сочинении тех лет – «Победа острящих». «Осиниада» начиналась с описания приезда:
(Есть вариант: Некрасов, Даня и Елена). Кирилл Щербачев, Даниил Андреев и Елена Леонова (или, как все ее звали, Нэлли, «прелестная, как ветки ели») были первыми, затем к ним присоединились четыре кисовки – Тамара, ее фамилии мы не знаем, Лиза Сон, Ада Магидсон и Галя Русакова и – тем же вечером – Юpий Попов и Борис Егоров. «Теперь здесь был почти весь “Кис”», – говорится в поэме.
Ночевали на сеновале – девочки направо, мальчики налево. Даниил спал, натянув на голову простыню, которую, смеясь, назвали его чепчиком. Погода не задалась, дождило (на редкость дождливым оказалось все лето 1923 года), но они веселились. Острили, обмениваясь рифмованными репликами. Это был «кисовский» стиль. Вот одна из сцен их времяпрепровождения, описанная, возможно, не без участия Даниила, в сочинении в пятнадцати главах с эпилогом «Победа острящих».
Вот они играют в крокет. «– Увы! напрасны все уловки! Сижу я прочно в мышеловке! – патетически скулил Алеша, стараясь незаметно пододвинуть свой шар на позицию».
Вот их забавы на сеновале. Мальчишки забираются на поперечные балки и прыгают в сено. «– Сейчас такое будет сальто, что вздрогнет остров Мальта!» – кричит Юра Попов. Забравшись выше всех, увлеченный, он непрерывно острит: «– Я сижу на этой балке, как в катафалке!» В «Победе острящих» здесь следует ремарка: «Оля вздрогнула: он предчувствует! Как это мистично!»
Откуда было знать Оле Блохиной, что в 1941-м Попов сорвется с крыши? Судьбы семнадцатилетних кисовцев, талантливых, безоглядно веселящихся, окажутся трагически сложными, как выпавшее им время.
Под «Победой острящих» дата – июль 1924. Победители, как явствует из сюжета, Даниил и Ада, сочинители «Осиниады» и сценариев «живого кино», которым они тогда увлекались. Предпоследняя глава «О нетерпимости посредственных людей и о гонении на истинный талант» вполне в стилистике ее героя: