Подошла разносчица, поправила фитиль в лампе и снова утонула в сумраке.
Троица заседала в одном из новеньких уличных ресторанов, хотя называть этим словом кучку столов с неодинаковыми стульями чересчур благородно. Кухней вообще служила старая повозка под полотняным навесом, а лошадиное корыто было переделано под жаровню, вокруг которой крутилась семья из нескольких человек – одновременно владельцы и обслуга.
Из четырех столов три были заняты. Посетители сплошь люди; тисте анди не имели привычки трапезничать на публике и уж тем более вести пустопорожнюю болтовню за горячим бастионским келиком – зловонным пойлом, которое в последнее время стало популярным в Черном Коралле.
– Ты все языком треплешь, – подначивал второй, попивая из кружки. – Словами яму не вырыть.
– Не я один так думаю, совсем не один, – огрызнулся первый. – Дураку ясно, если этого Сына-Владыку прикончить, то проклятая темнота уйдет и здесь снова будет ночь и день, как у всех.
– А вот и необязательно, – полусонным голосом проговорил третий.
– Дураку ясно. Я сказал. А если ты не видишь, то это твоя проблема, не наша.
– Наша?
– Да, именно так.
– Значит, собираешься пырнуть этого страхолюда в сердце?
Второй фыркнул от смеха.
– Живут они долго, – угрожающе произнес первый, – но кровью истекают, как все.
– Букх, только не говори, что весь этот замысел – твоих рук дело, – произнес третий, подавляя зевок.
– Замысел не мой, – признался Букх. – Зато я среди первых поклялся довести дело до конца.
– А чей же тогда?
– Не скажу. Не знаю. Там все хитро организовано.
Второй потер щетинистый подбородок.
– Ну а что, не миллион же их, так ведь? И вообще, половина наших воевала за Домин, а то и раньше. И никто, между прочим, не отнимал у нас оружия и доспехов.
– Большие дураки, ага, – закивал Букх. – За такое высокомерие нужно платить, это точно.
– Когда следующая встреча? – спросил второй.
Третий принял более удобное положение на стуле.
– Мы как раз туда и направлялись, Хаярак. Хочешь с нами?
Троица встала и вышла. Провидомин допил келик, выждал несколько ударов сердца, затем поднялся, запахнул плащ и проверил, как ходит меч в ножнах.
Замерев на мгновение, он обратился на север, закрыл глаза и тихо помолился.
После этого он беспечной походкой направился туда же, куда и троица.
Красный дракон, свившийся на вершине башни, наблюдал за происходящим внизу. В каждой фасетке отражались улицы и переулки, толкотня на базаре, резвящиеся дети, женщины, развешивающие белье на крышах, прохожие между зданиями. В городе кипела жизнь.
Где-то за пределами Покрова занималась заря, начиналось жаркое и душное утро. В лучах солнца виднелся дым от костров во временных лагерях, разбитых вдоль проторенных троп, тянущихся с севера. Затем на тропах показалась непрерывная цепь паломников, блеснула золотом пыльная змейка, которую ветер нес к самому Большому кургану.
Нищие несли сверкающие ракушки, подобранные на берегу, полированные водой камни или куски медной руды. Те, кто побогаче, несли драгоценности, инкрустированные ножны, отрезы редких шелков, делантского хлопка, серебряные и золотые даруджистанские советы, предметы с трупов павших воинов, локоны почитаемых родственников или героев и прочие ценности. До кургана оставался один дневной переход. Разбойников и воров можно было не опасаться, и паломники пели.
Они шли на юг, к огромной туче сгустившейся тьмы, где под горой сокровищ покоились мощи Искупителя.
Их надежно хранил Покров и мрачные, безмолвные сторожа.
Пыльная змейка неслась к месту спасения. Среди племен рхиви из северной части Генабакиса бытовала поговорка: «Бесстрашен тот, кто будит змею, ибо он забыл законы жизни».
Паломничьи песнопения доносились и до Силаны.
Она наблюдала.
Да, порой смертные забывают. Порой смертным… приходится напоминать.
Глава третья