Дамский выстрел

— Уйдите! Оставьте меня в покое, — замахал Истомин руками. — Сначала вешали на меня шпионаж, а теперь убийства. Я не трогал Ингу. Я любил ее. Теперь у меня никого нет. Никто ко мне не приходит. Жена и дочь бросили меня. Остался только один друг. Только один.

— Водка? — спросила я, слегка толкнув ногой пакет. — Можете побеседовать со своим другом. Бутылка даже не разбилась.

— Да что вы понимаете! Мой друг — мой бывший командир. Я все время служил с ним. Он один меня понимает.

Истомин злобно пнул пакет и зашагал к дому, не оборачиваясь. Мы не стали его удерживать.

49 Пятый день, Балтийск, 14-40

— И чего ты добилась? — спросил Кирилл, когда мы вернулись в машину.

Я долгое время молчала, осмысливая разговор с Истоминым. Вспоминала выражение его лица, его реакцию, его фразы.

— Это не он, — решила я. — Ты видел его руки? Они слабые. Он не смог бы задушить даже девушку, а в прошлом году на Куршской косе одновременно с девушкой был задушен двадцатилетний парень, спортсмен с развитой шеей. Его задушили одними руками, без веревки. Для этого нужна незаурядная сила.

— Истомин спивается. Возможно, раньше…

— Соседка сказала, что он начал пить сразу после увольнения. Алкаш не способен на такие убийства.

— Что время делает с людьми, — задумчиво произнес Коршунов и стал набирать чей-то телефон. — У меня же тут одноклассник, Димка Коломиец. Лет десять парня не видел. Он военнослужащий, отличный офицер и надежный друг.

Кириллу ответили. Он заговорил обо всем и ни о чем, как это обычно бывает со старыми приятелями, которых развела жизнь. Один вопрос меня заинтересовал:

— Ты по-прежнему носишь часы на правой руке? Теперь это модно. Ты, дружище, опередил время.

Когда разговор окончился, Кирилл объяснил:

— Димка перед школьным выпускным втрескался в нашу первую красавицу и, чтобы доказать ей свои чувства, выколол на руке ее имя и сердечко, проколотое стрелой. Вот тут, прямо на запястье. Но это не помогло, она его отшила. Во время выпускного она танцевала только со мной. — На лице Коршунова появилась сладкая улыбка. Но он тут же спохватился. — Коломиец попробовал вывести татуировку, но она получилась еще заметнее. А тут в военное училище поступать надо. И он, чтобы скрыть свою глупость, стал носить часы с широким ремешком на правой руке. Вот такая история.

— Герой, — усмехнулась я. — Отбил девушку. Как ее звали?

Кирилл обиделся на мою иронию.

— Димка Коломиец — один из немногих, на кого можно положиться. Если со мной что-нибудь случится, обращайся к нему. Он выручит.

— А что может с тобой случиться? Это же меня хотят «закрыть». Или когда у вас «закрывают проект», убирают всех, причастных к нему?

Коршунов помрачнел и ничего не ответил. Он завел машину и рванул с места, испугав проходящую женщину. Заговорил он, когда мы выехали из Балтийска.

— Сейчас Истомин спился. Но ты забыла про Ингу Лехнович? С нее все началось. Сначала ты подозревала Назарова, потом была уверена, что с ней расправился Истомин. Тогда он был молодым и сильным.

Я покачала головой.

— Тоже не он.

— Это почему же? — Коршунов начинал злиться. — На следующее утро Истомин появился в парадной форме, потому что испачкал гражданскую одежду. Он заляпал ее, когда закладывал тело строительными блоками.

— Когда хотят что-то скрыть, молчат или уводят разговор в сторону. А Истомин задавал много вопросов. Он удивился сообщению об убийстве Инги.

— Истомин испугался.

— Он испугался нас. А информация об Инге Лехнович его заинтересовала. Он спрашивал и о чем-то думал. Он вспоминал. Ему не давала покоя какая-то мысль.

— Я тоже вспоминаю. Мне тоже не дает покоя один-единственный вопрос. Куда пропали чертовы документы?

Мы мчались на большой скорости по узкому шоссе. Теплый воздух над асфальтом дрожал. Коршунов шел на рискованные обгоны. Вплотную к дороге росли столетние липы, о чьи стволы мог помяться даже танк. Малейшая оплошность, и старенький отпрыск немецкого автопрома с отжившими свой век подушками безопасности вряд ли нас бы спас. Мы въехали в Калининград. Коршунов затормозил перед светофором. Я порадовалась, что он адекватно воспринимает действительность.

— Куда мы несемся? — спросила я.

— Завтра последний день. Последний! — Кирилл хлопнул ладонями по рулю.

Мы помолчали. Я догадывалась, что именно наступит послезавтра. Я не человек, а проект. Проект «СД», который исчерпал себя. Послезавтра меня «закроют». Кто-то уже получил заказ на мою ликвидацию. Он уже рядом. Возможно, даже следит за мной.

Мысли Коршунова были нацелены в ином направлении.

— Мне надо выяснить, кто такой Станкевич. Он роется в прошлом одновременно с нами. Я должен вытряхнуть из него все, что он узнал.

— Даже если он тоже сотрудник Конторы?

— У меня нет выбора. Друг он или враг — без разницы. Судьбу документов должны узнать мы. Это наш единственный шанс.

— Ты веришь, что твой генерал способен на благородный поступок? А как же государственные интересы? Судьба человека ничто по сравнению с государственной тайной. Это твои слова.

— У нас нет выбора, — набычился Коршунов.