Дамнат

Мальчик повесил голову. Ему все равно. Он не ел несколько дней. Смутно помнил, как некто — покрытый мокнущими язвами мужик, от которого остро воняло мочой, — умер в сточной канаве. Его вдруг скрутило судорогой и он свалился туда. Тимьян помнил, как этот мужик — правда что ли отец? — пускал пузыри, окунувшись в черную смрадную жижу. Кому-то стало смешно. Мальчик побрел дальше. Кто-то кинул вслед гнилой овощ, попавший ему в затылок. Мальчик обернулся, подобрал его и съел. Грязь скрипела на зубах.

Это было вчера?

— Это было вчера. А сегодня ты умрешь.

И старик начал избивать мальчика. Удары сыпались как из рога изобилия, но Тимьян уже не чувствовал их. Его били сколько он себя помнил. Хотя… Помнил он не так много.

Неожиданно он услышал:

— Проснись! Проснись, или умри!

Ярость нахлынула на мальчика. Может, в первый раз за все его никчемное существование. Он вскочил и со всем отчаянием обреченного на вечные страдания человечка набросился на старика. И… ощутил на горле прикосновение стали.

Холодной, как лед.

Старик улыбнулся во весь рот.

— Ага! — сказал он, дохнув ему в лицо запахом чеснока и чего-то давно протухшего. — Проснулся?

И швырнул его в пыль. Тимьян снова впал в оцепенение. Он тогда подумал, что изо рта старика пахло древностью.

— Меня зовут Туут. Запомни это, низший. — Старик протянул ему руку. — Ты пойдешь со мной.

— Куда?

— В киновию. Я монах, сынок. И ты тоже им будешь. Пойдем…

Наконец, когда Тимьяну стало казаться, что идея с засадой не выгорела, дверь медленно, протяжно скрипнув, открылась. Едва забрезживший рассвет сгустил силуэт пришельца. Тимьян понял — это «тайный». Выругался про себя. «Тайный» не станет заходить внутрь.

Или зайдет?

Тимьян хорошо помнил, что в последние годы пребывания в киновии, среди «посвященных» (кем он и являлся) и «тайных» нарастало недовольство новобранцами. Новобранцы отличались легкомысленностью, склонностью к кутежам и, — самый тяжкий грех! — болтливостью. Чистка, инициированная «тайными», поставила общину на грань исчезновения. Именно этим и воспользовался Тимьян. Война «ждущих», составлявших большинство в монастыре с кучкой «посвященных» и «тайных» никому не пошла на пользу. Смута в самом сердце противоестественного в своей изощренности порядка.

Кто знает, во что превратилась община сейчас? Может, это единственный уцелевший «тайный»?

Тянулись мучительно долгие минуты. Ждать всегда тяжело. Тимьян видел напряжение и нервозность напарника. Только бы не выкинул чего… Зря он позволил парню идти с собой. «Тайные» одним своим видом могли привести в смятение любого. В таком состоянии можно выкинуть что угодно.

«Тайный» смотрел по сторонам, не шевелясь, не издавая ни звука. Кажется, что он даже не дышал.

И в тот момент, когда не только Кир, но и Тимьян уже готов был прыгнуть, человек ушел.

— Понял, что мы здесь, — сказал Тимьян, выдохнув.

— Что дальше?

— Идти за ним.

— По крышам.

— Нет.

— Почему?

— Сдались тебе эти крыши, — скривился Тимьян.

— Да ладно тебе! — удивился Кир. — Я всегда так делаю. На крыше кто нас увидит? Это же очевидно!

— Там, откуда ты, может это так и есть. — Тимьян задумчиво огляделся. За скалами разгорался рассвет, освещая вечные снега в неповторимый алый цвет. — Но тут такое не пройдет. Крыши Басилита не для людей. Они против людей.

— Не все очевидное — очевидно, — говорил Туут. Тимьян подумал, что слишком часто он стал вспоминать учителя. — Я бы сказал, что для обывателя очевидное — это глупость, прикидывающаяся истиной. Мне опять ударить тебя, низший?»