Дамнат

Прекрасно понимая это, Иван всё же не успокаивался. Больше того, он всё чаще отдавался во власть злобы. Злобы мелкой, душной, старательно упрятываемой. Постепенно Ивана стало бесить буквально всё — хижина, шаман, переменчивая погода.

Отшельник решил, что дальше так не может. Он заявил Баиту, что отныне будет охотиться сам. Ему надо было хоть на время покидать заимку и тени, окружавшие его. Это было, на его взгляд, единственно верное решение. Так он хотя бы избавится от изматывающего ощущения, что за тобой постоянно наблюдают, причем с опаской, недобро.

Да и старик отдохнет от него.

Обряд

Наконец-то удачная охота — Иван подстрелил лося. Первая добыча за четыре дня.

Разделывая тушу, отшельник задумался: так ли емуэто надо? С одной стороны, надоело впустую бродить по безжизненному лесу. С другой — здесь хорошо, в безмолвии, среди вековечных деревьев. Свист ветра, сметающего с верхушек сосен снежную пыль, туманом окутывавшую лес; скрип снега; мороз, покалывающий щеки дарили ни с чем не сравнимое чувство спокойствия и единения с природой. Но все это пропадет, как только…

Иван вздохнул. Что ж, мясом они запаслись, голод им не грозит. Баит не торопится, говорит, что скоро будет метель и надо бы ее переждать. Пусть так. Он и сам сомневается. Ну выяснит он о себе всё, что только можно. Что он маг, запертый недоброжелателями в неприступном углу. Что дальше? Мстить? Кому? Тому призраку, в капюшоне? Как же его звали-то? Имя выветрилось из памяти. Да и зачем могущественному колдуну о чем-то беспокоится!

Иван с трудом представлял такой вариант развития событий. Скорее всего, наймется в батраки к какому-нибудь землевладельцу и будет гнуть спину в поле, пока не помрет от болезни или кнута. Либо станет знахарем. Нет. Это уже слишком — что он может? Испепелять одним взмахом руки? С таким умением идти только в разбойники. А там и до виселицы недалеко.

И зачем он покинул свою землянку?

Иван снова взвалил мешок с мясом на спину, но сделав шаг, остановился. В лицо дохнуло… падалью. Он посмотрел на мутный шар солнца, скрытый плотной пеленой серых туч.

День. Не может быть. Ведь сейчас же день! Иван закрыл глаза.

А ведь он хотел быть батраком, знахарем, на худой конец, разбойником… Ничего не надо, пожалуйста! Маленькому человеку ничего не надо…

Взгляни смерти в глаза, — прозвучал внутри него голос. — Ну же, взгляни смерти в глаза.

И он взглянул. Прямо перед ним стоял громадный — высотой по грудь — волк. Невероятно мощный зверь — под черной шерстью бугрились до безобразия выпуклые мышцы, сплошное нагромождение мышц. Впечатление усиливала морда — неправильной формы, с большой пастью, усеянной рядом острых клыков. И два тусклых маленьких глаза, точно зверь был слеп. Волкан внушал ужас. Он был как будто слеплен из разных кусков — нескладная уродливая тварь. От волкана жутко несло псиной и жаром. Словно внутри него полыхал огонь. Черная шерсть как будто тлела, осыпаясь мелкими сгоревшими хлопьями.

Несколько секунд, показавшихся Ивану вечностью, зверь разглядывал человека своими тусклыми глазками-бусинками. Затем, припав к земле, медленно подошел к застывшему в неподвижности человеку. Обнюхав его, волкан отпрыгнул и оскалил зубы. Иван стоял, не шелохнувшись. Затем зверь скрылся в лесу.

Иван не стал рассказывать Баиту о происшествии. Но шаман все равно заподозрил неладное.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Устал. Но охота была… удачной. Лосенка подстрелил. Удачно вышло. С первого раза… убил.

Произнеся последнее слово, отшельник вздрогнул, затем, скинув тулуп, сапоги, трясущимися руками размотав портянки, он залез на полати и с головой укрылся шкурами.

Почему же волкан не тронул его? Почему? Потому что он проклятый? Дамнат?

Дамнат…

Метель длилась два дня. Но стоило шаману с отшельником расчистить заносы, как вьюга поднялась снова и не прекращалась еще три дня.

Баит ворчал.

— Не иначе Великий Охотник гневается.

— Надо думать, — только и сказал Иван.

Баит вздрогнул.

— Что означают твои слова?

Иван опустил глаза, не выдержав пристального взгляда шамана.

— Его дети умерли, — тихо ответил он.

Шаман горестно кивнул.

А когда распогодилось, шаман заболел. Простудился. Он лежал на печи неделю, и Иван не знал, чем ему помочь, да этого и не требовалось, ибо старый левд сам мог о себе неплохо позаботиться. На то он и шаман. Лишь ворчал, что Великий Охотник гневается и не пускает их в путь.

Иван исподлобья глядел на него и пытался сладить со снедавшей его злобой.

— Завтра отправляемся, — произнес Баит так неожиданно, что Иван тут же вышел из ставшего привычным забвения.

— Хм… — проговорил он. — Наконец-то. Я уж думал, что этот день никогда не настанет.

— Не радуйся, — отрезал старик. — Что-то мне подсказывает, что затея твоя обернется худом.

Иван против воли улыбнулся.

— Поворчи, поворчи, — шутливо сказал он и растянул рот в кислой ухмылке.

«Ах ты! — подумал он. — Видит меня, старый хрен. Добром это не кончится, добром не кончится — сколько раз я это слышал?»