Дамаск

Она громко сказала себе, что неправильно идти на поводу у страха и взяла с полки еще одну книгу Спенсера: «Дама в очках и с ружьем в автомобиле». Она начала читать с начала, хотя пока не дочитала «Последнее путешествие сэра Джона Магилла».

На ступенях библиотеки толпились люди в шлемах верхолазов, они то и дело поглядывали на остановившиеся часы. Спенсер слышал какие-то рассуждения о дожде и мисс Хэвишем, но ни того, ни другой видно не было. И тут он вспомнил, что прибытие последней назначено на время обеда. Автобус Грэйс должен был прийти лишь через несколько минут, поэтому Спенсер перешел через дорогу к телефонной будке. Он собирался позвонить в больницу: уж если следовать логике контрацептивов, которые следует принимать непосредственно после зачатия, времени осталось очень мало. Однако аппарат очень кстати был раскурочен так, что вряд ли подлежал восстановлению, – ну и кому захочется рожать детей в таком ужасном мире?

Автобус Грэйс подъехал к остановке. Спенсер рванул обратно, к задней двери автобуса. Грэйс уже стояла на тротуаре и ждала его. В зеленом спортивном костюме «Спартан», с рюкзаком «Европейская космическая миссия», руки уперты в бока.

– Опоздал, – сказала Грэйс, делая вид, что смотрит на часы, которых у нее не было, – молодец.

У нее были длинные каштановые волосы и умные карие глаза, и очень скоро Спенсер понял, что на свой десятый день рождения, кроме набора видеокассет с фильмами Ривера Феникса и рюкзака, она получила дар сарказма.

– Вижу, ты не забыл о моем подарке.

– С днем рожденья, Грэйс.

– Отличное начало.

– Давай-ка пойдем и выберем тебе шахматы.

– Я хочу лошадку. И торт. Как у меня получается?

– Прости – что получается?

– Быть настойчивой. Мама говорит, только настойчивость помогает избегать опасных ситуаций. Так у меня получается?

Спенсеру стало смешно.

– Очень непринужденно.

Он игриво ущипнул ее и напомнил о первом дне месяца, они взялись за руки и пошли. Грэйс пришлось идти вприпрыжку, потому что попадать в ногу со Спенсером и одновременно спрашивать, слышал ли он про Ривера Феникса, было довольно затруднительно.

– Он умер, – сообщила Грэйс, – от наркотиков, и ты представляешь, еще сегодня ночью он мне приснился. Он как бы парил в воздухе, и я поняла, что он хотел сказать мне что-то важное, как оракул или что-то вроде того.

Они шли мимо загса, мимо пожарной станции – никаких очевидных знамений.

– Хорошо, Грэйс, и что сказал тебе Ривер Феникс?

– Сначала он как-то прищурился. У него один глаз хуже видит. То есть, видел.

– Так что же он сказал?

– Он сказал: «Эй, ух ты, клево».

– И это все?

– А сегодня он умер. Я прямо поверить не могу. Он же вроде был вегетарианцем.

Грэйс покачала головой, как бы подтверждая нежелание верить в смерть Ривера, и Спенсер крепче сжал ее маленькую руку. Ему было жаль Ривера Феникса, и он подумал обо всем том, что собирался сделать, но так и не сделал, и уже, наверное, не сделает никогда. Например, он никогда уже не откроет собственную пиратскую радиостанцию, потому что женатому человеку с ребенком скорее всего будет не до этого. Как же неумно начинать семейную жизнь, так и не отправившись в главное путешествие своей жизни. Он ведь в любую минуту еще может решиться, ради собственного душевного спокойствия, отправиться на траке какого-нибудь дальнобойщика в Центральную Сербию. Не говоря уже о давно запланированном паломничестве в феллиниевскую «Чинечитту» и амбициозном желании залезть в одежде в фонтан Тревизи в Риме, например, с Анитой Экберг, или, на худой конец, без нее. Он навсегда расстанется со свободой, и ради чего? Да уж, забавно.

Они перешли улицу между застрявших в пробке цирковых грузовиков, и Спенсер задумался, почему он, собственно, никогда не был за границей, почему никогда не угонял мотоцикл и не мчался на бешеной скорости в Милан с Грэйс Забриски, сидящей за спиной на багажнике, почему он никогда не зависал на всю ночь в «Логове Гадюки» в Лос-Анджелесе, не взбирался на водопады в тропиках и не выступал за сборную Великобритании по санному спорту? Почему не ошивался рядом с молодыми секретаршами, и не раздавал им комплименты за их 80 слов в минуту или за их блестящий немецкий, или за их выдающиеся организаторские способности – и все для того, чтобы затащить их в постель. А ведь стоило бы разочек попробовать наладить отношения с Эммой Томпсон. Теперь ему будет не до того. И чтобы наверстать упущенное, осудив себя за все то, что он так и не свершил, с пристрастностью судьи, Спенсер решил немедленно оставить свою десятилетнюю племянницу и уехать с цирком. А что касается Хейзл, то с ней он больше не увидится.

7

Так что же нам теперь делать? Ответ прост.

«Таймс», 1/11/93

1/11/93 понедельник 12:14