Дама в черном

Глава IX Неожиданное прибытие Старого Боба

Когда около одиннадцати часов утра старуха Бернье по приказанию Рультабия постучала в мою дверь, я в первую очередь поспешил к окну. Утро было бесподобно, и море так прозрачно, что солнечный свет пронизывал его насквозь, освещая подводные рифы, водоросли и все морское дно. Ментонский берег обрамлял гладь моря цветущей рамкой. Виллы Гаравана, белые и розовые, казалось, появились на свет в эту ночь. Полуостров Геркулес, как огромный букет, плавал на поверхности вод, даже древние камни и те благоухали.

Никогда еще природа не казалась мне более нежной, приветливой, любящей и в особенности достойной любви. Ясный воздух, нежные очертания берега, томное море, подернутые голубой дымкой горы — вся эта картина, которая для меня, жителя Севера, была совсем непривычна, навевала грезы о ласке. Вдруг я заметил человека, который хлестал какой-то палкой по поверхности моря. Негодяй, казалось, был вне себя от ярости. Я не мог понять, что заставило его так разозлиться на морскую воду, но у него, наверно, был какой-нибудь серьезный повод для неудовольствия, так как он не переставал наносить удары, вооружившись огромной хворостиной и стоя в маленькой лодочке, которую, дрожа, направлял веслом мальчуган. При этом незнакомец поднимал тучу брызг, к безмолвному негодованию нескольких иностранцев, столпившихся на берегу. Но, как это всегда бывает в тех случаях, когда никому не хочется вмешиваться в то, что его не касается, ни один из них не выражал свой протест. Что могло возмутить этого дикаря? Быть может, само спокойствие моря, которое сейчас же восстанавливалось вновь, на миг нарушенное святотатством этого безумца.

Мои наблюдения были прерваны появлением Рультабия, который сообщил мне, что завтрак будет в двенадцать. Он весь вымазался в известке. Одной рукой он опирался на деревянный метр, а другой поигрывал отвесом. Я спросил его, заметил ли он человека, хлеставшего по воде хворостиной. Рультабий ответил, что это Туллио, который по-своему загоняет в сети рыбу, пугая ее. Тогда я понял, почему местные жители называли его Морским Палачом.

Рультабий сообщил мне, между прочим, что утром он расспросил Туллио о человеке, которого тот возил накануне вечером вокруг полуострова Геркулеса. Туллио сказал, что человека этого он не знает; тот сел в лодку в Ментоне, заплатив рыбаку пять франков, чтобы он высадил его у мыса возле Красных Скал.

Я быстро оделся и присоединился к Рультабию. К завтраку должен был приехать новый гость — старик Боб. Некоторое время его ждали и не садились за стол, но, так как его все не было, в конце концов решили завтракать без него на цветущей террасе круглой башни Карла Смелого.

Великолепный дымящийся буйабес [18], принесенный из ближайшего ресторана и поданный под лучами теплого солнца, поднял нам настроение не меньше, чем все предосторожности Рультабия.

И правда, Ларсан был не так для нас страшен при блеске яркого солнца, сиявшего на чистом небе, чем при бледном свете луны и звезд. Ах! Как быстро забывает и как легко поддается впечатлению человек! Стыдно сказать: мы очень легкомысленно и гордо — во всяком случае я говорю за себя и за Артура Ранса, а также, разумеется, и за Эдит — подсмеивались над нашими ночными страхами… когда появился старый Боб. Нужно сказать, что его появление окончательно развеяло все наши мрачные мысли. Я никогда не видел более комичную фигуру, чем Боб, разгуливавший на ослепительном весеннем солнце в высоком черном цилиндре, черном сюртуке, черном жилете, черных брюках, черных очках, с седыми волосами и розовыми щеками. Да-да, мы от души посмеялись за завтраком на террасе круглой башни Карла Смелого. И старый Боб смеялся вместе с нами.

Что же делал старый ученый в форте Геркулес? Пожалуй, пора рассказать об этом читателю. Как он решился покинуть и свои американские коллекции, и свои работы, и свои чертежи, и свой музей в Филадельфии? Читатель не забыл еще, быть может, что Артур Ранс у себя на родине уже считался многообещающим френологом [19], когда его несчастная любовь к мадемуазель Станжерсон внезапно внушила ему отвращение к науке. Но после женитьбы на мисс Эдит, побуждаемый ею, он почувствовал, что с удовольствием отдастся науке вновь.