Дама с рубинами

Маленькая Маргарита теребила ленты своей шляпы, пытаясь их развязать, и совершенно равнодушно взглянула на вышитый подол своего белого платья.

– Пятна от черники! – сказала она хладнокровно. – И поделом вам, зачем надеваете на меня всегда белые платья! Бэрбэ говорит, что лучше всего носить дерюгу.

Тетя Софи рассмеялась, ей вторил мужской голос. Почти одновременно с маленьким экипажем появился на дворе молодой человек, красивый девятнадцатилетний юноша, сын советницы и ее единственный «ребенок» (она была второй женой своего мужа и мачехой покойной госпожи Лампрехт). Молодой человек нес под мышкой связку книг – он возвращался из гимназии.

Девочка бросила на него мрачный взгляд.

– Нет ничего смешного, Герберт, – проворчала она сердито, берясь за вожжи, чтобы отъехать к конюшне.

– Хорошо! Слушаю, барышня! Не смею спросить, готовы ли ваши уроки? Кушая чернику, вы вряд ли изволили повторить французский урок, и могу себе представить, сколько клякс будет в тетради, когда придется второпях писать сегодня вечером.

– Ни одной! Я буду, внимательна и постараюсь писать хорошо назло тебе, Герберт.

– Сколько раз нужно тебе повторять, непослушное дитя, чтобы ты называла его не Герберт, а «дядя», – сердито заметила госпожа советница.

– Ах, бабушка, какой он дядя, хотя бы он был десять раз папин шурин, – возразила упрямо малютка, нетерпеливо встряхивая густыми темными кудрями, которые падали ей на лоб. – Настоящие дяди должны быть стары! Я же хорошо помню, как Герберт ездил на козле и бросал мячиком и камнями в окна.

При этой бесцеремонно высказанной детской критике молодой человек багрово покраснел и засмеялся принужденно.

– По тебе плачет розга, дерзкая девчонка, – проговорил он сквозь зубы, смущенно взглядывая на находившийся как раз напротив пакгауз. Несколько покосившаяся внешняя деревянная галерея, которая шла вокруг старого дома, перед окнами верхнего этажа, вся заросла густо сплетающимися ветвями жасмина, местами образовавшими круглые своды, через которые в комнаты проникали свет и воздух. В одной из таких зеленых ниш поблескивало иногда что-то золотым матовым блеском, из-за балюстрады поднималась по временам нежная белая рука и задумчиво проводила по золотистым волосам. Но в данную минуту там все было тихо и неподвижно.

Госпожа советница одна заметила взгляд, украдкой брошенный ее сыном. Она не сказала ни слова, но насупилась и нарочно повернулась спиной к пакгаузу и въезжавшему во двор всаднику. Фигура всадника казалась весьма величественной. Господин Лампрехт был очень красив – стройный, с густыми черными бровями и небольшой черной бородой, он был полон достоинства, несмотря на то, что каждое его движение выдавало пылкость характера.

– Папа, вот и я! Я приехала на целых десять минут раньше тебя. Мои козлы бежали намного быстрее твоего Люцифера! – торжествовала Маргарита, которая выскочила из конюшни, заслышав звон копыт на мостовой под воротами.

Стук отворяемых ворот вызвал движение и за зеленым трельяжем деревянной галереи над проездом: из-за жасмина выглянула белокурая головка; молодое лицо, сияющее весенней свежестью, и светлое платье девушки так ярко выступали на зеленом фоне листьев, что невольно должны были привлечь к себе все взоры.

Она выглянула из зеленой ниши, будто хотела посмотреть, кто едет, две толстые косы упали на балюстраду, и ветер развевал вплетенные в них голубые ленты. На балюстраде, вероятно, лежали цветы, так как при быстром движении несколько чудных роз упали на мостовую к ногам лошади. Та отпрянула назад, но всадник успокоил ее, погладив по шее, и въехал во, двор. Подъезжая, он снял шляпу, глядя прямо перед собой, и проехал по цветам, не обратив на них внимания и даже не подняв головы к галерее, чтобы посмотреть, откуда они упали: господин Лампрехт был гордый человек; и советница сочувствовала тому, что он мало обращал внимания на жильцов заднего дома.

Но его маленькая дочь думала иначе. Она подбежала к пакгаузу и подняла цветы.

– Вы, наверно, плетете венок, фрейлейн Ленце – крикнула она на галерею. – Две розы упали. Бросить их вам или принести наверх?

Ответа не последовало – молодая девушка ушла внутрь дома, видимо, испугавшись отпрянувшей лошади.

Лампрехт тем временем сошел с лошади и был достаточно близко, чтобы слышать, как советница с неприятным удивлением говорила тете Софи:

– Как могло случиться, что Гретхен так близко познакомилась с этими людьми?

– Близко? Я ничего об этом не знаю, но думаю, что она ни разу не была в пакгаузе. У девочки доброе сердце и ничего больше, госпожа советница. Гретель готова услужить всякому – вот это настоящая вежливость, не то что у тех, кто наговорит тысячу комплиментов, а в душе дурно думает о других людях. Но, может быть, ребенок просто любит все прекрасное, я сама в этом грешна: как увижу прелестную девушку на галерее, у меня просто душа радуется.