Дама с рубинами

Она шла все дальше по коридору и только хотела остановиться перед одним из шкафов, как вдруг явственно услышала, будто кто-то поворачивает дверную ручку совсем около нее. Малютка прислушалась, с радостным удивлением приподняла плечи, тихонько рассмеялась и скользнула в темное место между двумя шкафами, откуда наискосок была видна дверь в противоположной стене. Интересно будет посмотреть, какие глаза сделает тетя Софи, когда она ей расскажет, что это было вовсе не солнце. Тогда, наконец, она поверит Гретель, что-то была Эмма; как она ни притворяется, что боится, а все ж таки это она была там, в комнате. Ее надо напугать, да хорошенько, будет ей поделом.

В эту минуту дверь неслышно отворилась, и с ее высокого порога ступила на пол коридора маленькая ножка, потом кто-то весь в белом скользнул в узкое отверстие приотворенной двери.

Правда, не было видно ни белого фартука с нагрудником, ни кокетливо подобранного платья с оборками горничной – фигура была с головы до ног окутана густой вуалью, обшитый кружевом край которой волочился даже по полу. Но это все же была Эмма, хотевшая всех напугать, у нее были такие же маленькие ножки в хорошеньких башмачках с высокими каблуками и бантиками. Броситься на нее! Вот будет славно!

Ловко, как котенок, прыгнула девочка из своей засады, помчалась за поспешно удаляющейся фигурой, набросилась на нее сзади всей тяжестью своего тела, и обхватила обеими руками, причем правая ручка сквозь отверстие в вуали попала в мягкие волны падающих ниже талии волос – Маргарита крепко вцепилась в них, и так грубо дернула в наказание за «глупую шутку», что закутанная голова пригнулась к спине.

Раздался испуганный крик и вслед за тем жалобный крик боли. Все, что случилось потом, произошло с такой поразительной быстротой, что малютка никогда впоследствии не могла дать себе в этом отчета. Она почувствовала только, что ее схватили, резко встряхнули, потом ее маленькое тело было отброшено, как мячик, на довольно большое расстояние, почти к началу коридора, и упало на пол.

Здесь она лежала некоторое время, ошеломленная, с открытыми глазами, и когда, наконец, подняла веки, то увидела перед собой смотревшего на нее отца. Но она едва узнала его, испугалась и опять невольно закрыла глаза, инстинктивно чувствуя, что должно совершиться нечто ужасное; вид у отца был такой, как будто он хотел задушить или растоптать ее.

– Встань! Что ты тут делаешь? – заговорил он с ней не своим голосом, грубо схватив и поставив на ноги.

Она молчала, страх и неслыханно грубое обращение сковали ее уста.

– Ты поняла меня, Грета? – спросил он, несколько овладев собой. – Я хочу знать, что ты тут делала?

– Я пошла сначала к тебе, папа, но дверь была заперта, и тебя не было дома.

– Не было дома? Что за вздор! – сердито сказал он, направляя ее к выходу. – Дверь вовсе не была заперта, ты не сумела ее открыть. Я был здесь, в красной гостиной, – он показал на дверь, мимо которой тащил ее, – когда услышал твой крик.

– Но ведь я не кричала, папа, – сказала Маргарита, подняв на отца широко открытые удивленные глаза.

– Не ты? Так кто же мог кричать? Не будешь же ты меня уверять, что здесь был еще кто-нибудь, кроме тебя!

Он сильно покраснел, как всегда от гнева и нетерпения, и смотрел на нее с угрозой. Он думал, что она солгала! Правдивую девочку до глубины души оскорбило подобное предположение.

– Я ни в чем не желаю уверять тебя, папа. Я говорю правду! – храбро заявила она, прямо глядя в его пылающие гневом глаза. – Это правда, что здесь наверху кто-то был, какая-то девушка, она вышла из той комнаты, знаешь, где я видела в окне голову со светлыми волосами. Да, она вышла из той комнаты, и на ней были башмачки с бантиками, и я слышала, как стучали ее каблуки по полу, когда она убегала.

– Такое безумие!

Он опять шагнул по коридору. Розовое вечернее облачко уплыло дальше, и в высокое маленькое окошко смотрело только побледневшее небо, серые сумерки спустились в длинный коридор.

– Видишь ли ты там что-нибудь, Грета? – спросил он, стоя сзади нее и тяжело надавливая обеими руками на плечи ребенка. – Нет? Опомнись же, дитя. Ведь девушка, о которой ты говоришь, не могла убежать через галерею – мы сами загораживали ей дорогу; все двери заперты – я это хорошо знаю, потому что у меня от них ключи, ей оставалось только вылететь через окошко там наверху, но разве это возможно?

Видимо успокоившись, он взял дочь за руку, подвел к одному из окон галереи и, вынув носовой платок, стал вытирать с ее лица слезы, вызванные предшествующим ужасным испугом. При этом взгляд его вдруг выразил сострадание к ней.

– Понимаешь ли ты теперь, какая ты была дурочка? – спросил он, улыбаясь, и, наклонившись, заглядывал ей в глаза.

Она порывисто обвила его шею своими маленькими ручками.