Эвери побледнела как смерть, когда он начал медленно разрезать шнуровку на лифе ее платья. Этот Де Во такой же жестокий, безжалостный подонок, как и те, с кем довелось столкнуться ее матери. А поскольку бедняжке пришлось иметь дело с такими безумцами в течение долгих лет, просто удивительно, как ей удалось остаться такой же веселой и милой, какой Эвери привыкла ее видеть. Теперь понятно, почему мама так редко ездит в страну, где родилась. Эвери знала, что, если ей удастся выбраться из этой передряги живой, она тоже вряд ли еще раз ступит на землю Франции, несмотря на то что очень любит своих родственников Люсеттов.
— Ты намерен вернуть меня моим родителям голой? — спросила она, гордясь тем, что голос ее звучит спокойно и она сумела скрыть панический страх, когда Де Во, покончив со шнуровкой, методично и вроде бы нехотя принялся разрезать на ней платье.
— Ну что ты! Как ты плохо обо мне думаешь, — упрекнул он ее. — Я подарю тебе шикарные платья, достойные любовницы такого человека, как я. Такие же, какие мой кузен Вашель подарил твоей матери много лет назад.
— А как сейчас поживает сэр Вашель? Надеюсь, он мертв? — Эвери непроизвольно вздрогнула, когда сэр Чарлз острием меча распахнул разрезанное платье у нее на груди.
— Совершенно верно. Мертв. — Подойдя ближе, он осторожно погладил Эвери по груди.
Эвери заставила себя спокойно выдержать его прикосновение, однако не показывать отвращения оказалось гораздо труднее.
— Он что, мирно почил в своей постели?
— В постели — да, но далеко не мирно. Лет десять назад какой-то подонок его отравил. Он умер не сразу. Много дней мучился от боли.
По тону своего мучителя Эвери поняла: если он сам не убил своего кузена Вашеля, то прекрасно знает, кто это сделал и почему. А он, без сомнения, получил от смерти своего родственника немалую выгоду. Какое лицемерие — обвинять в убийстве ее маму, которую суд оправдал, в то время как скорее всего именно он и убил своего кузена. Видимо, Де Во считают убийство своих родственников наследственной привилегией. Убрав меч в ножны, сэр Чарлз начал не спеша развязывать ленточки на рубашке Эвери, и она едва не взмолилась о помощи, но в последний момент сдержалась. Нет, не доставит она этому подонку такого удовольствия! Ей показалось странным, что, раздевая ее, он не выказывал ни малейших признаков вожделения. Даже взгляд его остался совершенно безучастным. Эвери стало не по себе. Он проделывает это, чтобы ее унизить, догадалась она и содрогнулась от ненависти. Он решил мучить ее долго, до тех пор, пока она, обезумев от стыда и страха, сама не попросит его ее изнасиловать, чтобы поскорее покончить с этой пыткой. Распахнув ее рубашку, Де Во уставился на ее грудь и, нахмурив брови, побарабанил по подбородку длинными пальцами. Жаль, что ноги у нее связаны и она не может пнуть его в лицо.
— Груди у тебя маловаты, — пробормотал он. — И вообще ты какая-то тощая. Мне всегда нравились женщины с пышными формами.
— Если бы я об этом знала, я бы обязательно поправилась.
— Но соски у тебя что надо, — продолжал он, игнорируя ее насмешливый тон. — Большие, великолепного розового цвета… Думаю, они отлично послужат и мне, и ублюдку, которого ты от меня родишь. — Положив руки на груди Эвери, он затеребил ее соски. — Вот только они почему-то не реагируют на ласку.
— Ждешь реакции? Наклонись поближе. Меня сейчас стошнит.
Де Во наотмашь ударил ее по лицу, и Эвери едва сдержала крик. Это было проделано так равнодушно и спокойно, что ей стало страшно. На миг происходящее показалось ей нереальным, словно она спит и видит дурной сон. Неужели можно бить человека, не испытывая при этом никаких чувств, ни хороших, ни плохих? Сэр Чарлз задрал подол рубашки, и Эвери замерла: сейчас он увидит штанишки! При других обстоятельствах она бы с удовольствием полюбовалась удивлением, написанным на лице этого мерзавца, — до сих пор ей казалось, что он вообще не способен испытывать какие-либо чувства, — но сейчас она могла думать лишь о том, что лежит перед ним практически голая.
— Ты считаешь, это одеяние защитит тебя от мужчины? — насмешливо спросил сэр Чарлз и вытащил из-за пояса нож.
— Не от мужчины, а от холода, — процедила Эвери, почувствовав, как стыд и страх постепенно исчезают, уступая место холодной ярости.
Разрезав штанишки сбоку, Де Во распахнул их и уставился на тело Эвери.
— У тебя золотистая кожа. Интересно… И похоже, ты чистая. Мне это нравится.
— Я тебя убью.
— Сейчас? Боюсь, ты находишься не в том положении, когда можно угрожать.
— Не беспокойся, я умею ждать. День, неделю, год. Мне все равно сколько. Но когда подвернется удобный случай — а он непременно подвернется, — я убью тебя, причем так, что смерть сэра Майкла и сэра Вашеля ты сочтешь за счастье.
Ответить сэр Чарлз не успел: в лагере послышались крики.
— Пойду посмотрю, что делают эти кретины. А когда вернусь, ты позабавишь меня рассказом о том, как собираешься меня убить. — Медленно проведя по ногам Эвери холодными пальцами, сэр Чарлз вышел из палатки.