Дама и единорог

— Об остальном договоритесь с Леоном. И сделайте замеры. — Он повернулся к дверям. — Первые наброски принесешь к Пасхе — точнее, к Великому четвергу, рисунки — к Вознесению.

— Ну ты и дурень, — хихикнул Леон, когда мы остались вдвоем.

С Леоном лучше сразу переходить к делу, пропуская мимо ушей его насмешки.

— Моя цена — десять туренских ливров: четыре вперед, три — когда будут наброски и еще три — за рисунки.

— Пять парижских ливров, — возразил он. — Половину за эскизы, остальное — когда монсеньор примет твою работу.

— Так не пойдет. Я не могу работать, ничего не получив вперед. И потом, я сказал: туренские ливры.

Леон не был бы Леоном, если бы не попытался меня надуть. Парижские ливры были дешевле.

Леон пожал плечами, глаза его повеселели:

— Мы с тобой где? В Париже. Так что ведем все расчеты в парижских деньгах. Мне они как-то милее.

— Восемь туренских ливров — три сейчас, три в середине и два в конце.

— Семь. Два получишь завтра, потом еще два, а в конце три.

Я сменил тему — с торговцами порой полезно потянуть время.

— Где будут ткать шпалеры?

— На севере. Скорее всего, в Брюсселе. Лучшие ткачи там.

На севере? Я вздрогнул. Однажды я попал по делам в Турен — и до того невзлюбил местные тусклый свет и подозрительный люд, что поклялся впредь не ездить в том направлении. Впрочем, никто меня не неволит, мое дело — рисовать рисунки, а этим можно заниматься и в Париже.

— Что ты знаешь о битве при Нанси? — спросил Леон.

У меня похолодело под ложечкой.

— Битва как битва. Все они одинаковые.

— Может, тебе и все женщины на одно лицо?

— Говорю, битва как битва.

— Не завидую твоей будущей жене, — покачал головой Леон. — А теперь скажи-ка: что у тебя будет на коврах?

— Лошади, воины в доспехах, штандарты, пики, сабли, щиты, кровь.

— А как будет одет Людовик Одиннадцатый?

— В доспехи, как же еще? Может, прикреплю ему на шлем какой-нибудь особенный плюмаж. Честно говоря, я в этих делах мало что смыслю, зато у меня есть приятели, которые на этом собаку съели. Ну и еще кто-то должен держать королевский штандарт.

— Надеюсь, твои приятели не такие темные, как ты, и знают, что Людовика Одиннадцатого не было при Нанси. В этой битве швейцарцы убили Карла Смелого. Разумеется, Людовик Одиннадцатый поддерживал швейцарцев, но сам в сражении не участвовал.

Обычная манера Леона — выставлять всех вокруг дураками, конечно кроме своего хозяина. Жана Ле Виста, поди, не выставишь дураком.

Леон достал из кармана листы бумаги и разложил их на столе.

— Я уже обговорил с монсеньором сюжеты и сделал основные замеры. Потом померишь поточнее. Гляди. — Он показал на шесть скособоченных прямоугольников, нарисованных углем. — Это две большие шпалеры, это четыре поменьше. А вот ход сражения.

Он пустился в подробное описание каждой сцены — армии разбивают лагеря, первая атака, главная битва в двух видах, гибель Карла Смелого и победный марш швейцарцев. Я внимательно слушал и делал наброски, но какая-то часть меня глядела на происходящее словно со стороны, поражаясь, как меня угораздило согласиться. На коврах не будет ни женских фигур, ни изящных и тонких форм, ничего такого, на чем я набил руку. Боюсь, мне придется изрядно попотеть.

— Закончишь рисунки, — напомнил Леон, — и считай, дело сделано. Я еду на север, отдаю их ткачам, и местный картоньер увеличит твои эскизы до размеров будущих ковров.

Мне бы порадоваться, что не придется рисовать здоровенных лошадей, но вместо этого я вдруг ощутил укол ревности.

— А если картоньер окажется никудышный? Переиначит все по-своему и загубит мой труд?

— Он не посмеет отступить от эскиза, который одобрил Жан Ле Вист, а что до мелких переделок — они всегда только на пользу. Ты, кстати, сколько нарисовал эскизов, Никола? По моим подсчетам, только один — с гербом.

— Зато я все сделал самостоятельно от начала и до конца — без всякого картоньера. Справлюсь и на этот раз.

— Эти шпалеры — другое дело. Без умелого картоньера не обойтись. И еще, пока не забыл. На коврах непременно должны быть гербы Ле Виста. Таково требование сеньора.

— Сеньор действительно сражался со швейцарцами?

Леон хмыкнул:

— Во время битвы при Нанси Жан Ле Вист находился на другом конце Франции, трудился во благо короны. Но не все ли равно? Пусть его гербы украшают чьи-нибудь флаги и щиты. Ты, наверное, захочешь поглядеть на батальные картины. Разыщи печатника Жерара на улице Вьей-дю-Тампль — у него есть подходящая книга с гравюрами. Я его предупрежу. А теперь промерь как следует стены, а я, пожалуй, откланяюсь. Если что не ясно, заходи, а так жду тебя самое позднее в Вербное воскресенье. Если у меня появятся замечания, у тебя должен быть запас времени, чтобы внести поправки до встречи с монсеньором.

Леон-старик был воистину глазами Жана Ле Виста. Надо ему угодить: если он одобрит — это, считай, все равно что одобрит Ле Вист.

На языке у меня вертелся вопрос:

— Почему заказ отдали именно мне?

Леон потуже запахнул полы простого коричневого кафтана — ему не полагалось отделывать платье меховой опушкой.