Дальше живите сами

Я сижу шиву. Голышом. Дешевый виниловый стульчик липнет к заднице, как изолента. Вокруг — все, кого я знаю, кого знал на протяжении всей жизни. Бродят, болтают, но понятно, что они вот-вот заметят, что я не одет. Я не могу встать, не могу выйти, спрятаться. Я — на виду. Поворачиваюсь к Филиппу, но это не Филипп, это — дядя Стэн. Он сидит рядом со мной, пускает слюну и беспрерывно пердит. Я прошу у него пиджак, ненадолго. Он беззубо хихикает и сообщает, что видит мои яйца. Поверх множества безликих голов я вижу Пенни. Она где-то в дальнем конце гостиной и смотрит на меня так странно, что на душе у меня становится совсем мрачно и тревожно. Затем появляется Джен — с виду на девятом месяце, круглолицая, сияющая. Нельзя, чтобы она застала меня в таком виде! Люди приветствуют ее очень тепло, обсуждают предстоящие роды, некоторые почтительно трогают живот. Она еще далеко, в нескольких шагах от двери, и тут, прямо перед ней, я вижу его. Он сидит в заднем ряду, держа младенца на согнутом локте. Он похож сам на себя, только более молодого, крупного, широкоплечего, с толстыми накачанными руками, с грудью колесом. Наши взгляды встречаются, он мне подмигивает и встает, собираясь уйти. Подожди! Папа! Но он меня не слышит. Он направляется к двери, прижимая к себе младенца, а тот задумчиво сосет шов его рубашки. Позабыв о своей наготе, я вскакиваю, бросаюсь догонять, но, сделав шаг, понимаю, что снова одноног, а протеза нет. Я звучно, с грохотом падаю на дубовый пол. Все оборачиваются и глазеют, разинув рты, а я — сквозь толпу — вижу голову отца… Он спускается по лестнице и исчезает.

Я пробуждаюсь, разбитый, несчастный, и все зову, все прошу: Подожди, я с тобой.

Глава 43

6:40

Я вылезаю на крышу и нахожу там Трейси с сигаретой из загашника Венди. Она удивленно оглядывается, потом слабо мне улыбается:

— Я заняла ваше место?

— Ничего, поместимся. — Я переползаю на гребень, сажусь рядом с ней. — В тесноте, да не в обиде.

Она протягивает мне пачку. Я беру, прикуриваю от ее сигареты. Так и сидим, глядя на городские крыши.

— Что у вас с губой? — спрашивает она.

— Кое-кто решил передо мной извиниться.

Она усмехается:

— Сильно болит?

— Только когда улыбаюсь.

— Что-то я не видела, чтобы вы улыбались.

— Вы застали меня не в лучший момент жизни.

Она поворачивается, смотрит на меня в упор.

— Ведь Филипп спал с той девушкой? С Челси? — В ее голосе нет ни гнева, ни даже обиды. Только грусть.

— Не знаю.

— Есть предположения?

— Трейси, он — мой брат.

— Понимаю. — Она затягивается, медленно и неуверенно. Похоже, курит она нечасто. — Я здесь в полном одиночестве, Джад. Мне нужен друг, кто-нибудь, кто честно скажет, свихнулась я или нет. Скажите честно. Между нами и восходом солнца.

Она наклоняется, вытаскивает сигарету у меня изо рта и, сложив свою и мою вместе, наблюдает, как струйки дыма сплетаются и тают. Потом тушит обе сигареты о шифер крыши. И видно, что вот-вот расплачется.

— Мы ведь оба не курильщики, — замечает она.

— Верно.

Я смотрю на нее довольно долго. Она старше меня, но в ней есть что-то от испуганного ребенка, какая-то давняя, неизбывная боль, которую ничем не унять.

— Между нами и восходом солнца, — повторяю я.

— Договорились.

— Спал — не спал… Наверняка не скажу. Думаю, да. А если нет, то это дело будущего. А если не с ней, то с кем-то еще. Это было, есть и будет. К нему липнут челси всего мира.

По ее щекам тихо катятся слезы. Она обхватывает руками колени.

— Спасибо.

— Простите, — говорю я. — Это ужасно больно, по себе знаю.

Она вытирает глаза и медленно выдыхает:

— На самом деле я сама виновата. Любое вранье, которое он несет, меркнет по сравнению с тем, как вру себе я сама.

— Вы заслуживаете лучшего. Я люблю его, но вы заслуживаете лучшего.

— А знаете, что самое печальное?

— Что?

Она слабо улыбается и поднимает лицо к небу.

— Он действительно меня любит. И в глубине души он хочет быть именно тем человеком, в котором я нуждаюсь. Но ему это не по плечу.

— Так что вы намерены делать?

Она на мгновение задумывается. Пожимает плечами.

— Дождусь конца шивы. Иначе нельзя. Ну а потом подгребу лохмотья гордости… и остатки собственного достоинства. И скажу «до свидания».

— Он очень расстроится, будет уговаривать. Вы к этому готовы?

— Я оставлю ему «порше».

— Ничего себе. Прощальный подарочек.

— Он все делает искренне, все… Но мне сорок четыре года. У меня нет времени на гнев и обиды.

— Возможно, вы — самый лучший человек из всех, кого я знаю.

Она улыбается и треплет меня по колену:

— Я многое понимаю в этой жизни.

— Где вы были, когда мой брак катился в тартарары?

— Всегда к вашим услугам. — Пошарив в карманах, она достает визитную карточку с рельефными буквами. Там ее имя и куча разных сокращений — ученые звания. Ниже — сертифицированный психотерапевт, еще ниже инструктор по жизни, а отдельно — жирным шрифтом — девиз: Составьте план.

— Составьте план, — произношу я.

— У вас он имеется?

— У меня? Что угодно, только не план. Скорее, его противоположность.

— Могу я предложить вам бесплатный совет?

— Конечно.