Я бегу по каким-то темным коридорам. Сзади — ротвейлер: звякают медали на ошейнике, когти царапают пол, тяжелое дыханье все ближе, за спиной, совсем рядом… Я весь в поту, воздуха не хватает, и, как ни старайся, скорости мне уже не прибавить. Вот я поворачиваю за очередной угол и — протез мой, отвалившись, с деревянным стуком катится по полу. Я с воплем качусь следом и, хотя пес меня еще не настиг, резко просыпаюсь. Потому что он уже прыгнул.
Глава 28
На вечеринке в доме Джереми Борсона, прислонившись к стенке, стояла Элис Тейлор. Она потягивала алкогольный пунш из пластикового стаканчика и улыбалась: ее подружки рассказывали что-то веселое. Мы с Элис дружили уже несколько месяцев: когда мы разговаривали, она норовила дотронуться до моей руки, когда шли рядом, подстраивала свой шаг под мой и наши бедра иногда соприкасались. А недавно, пару дней назад, когда мы шли из школы и она опять невзначай дотронулась до моего локтя, я взял ее за руку. Она сжала мою ладонь в ответ, и дальше мы шли уже не расцепляя рук и болтали, как ни в чем не бывало. У меня — впервые в жизни — появилась подружка! Завтра мы с ней договорились сходить поесть гамбургеры, а потом в кино, и я был твердо намерен снова взять ее за руку и, может, даже поцеловать — когда в зале выключат свет.
А сейчас она стояла у стенки на вечеринке у Джереми Борсона, в обрезанных брючках, открывавших загорелые икры, в белом свитерке с треугольным вырезом, и ее вьющиеся каштановые волосы были забраны вверх со лба черной лентой. Она хихикала с подружками, но я видел, что глаза ищут мой взгляд из-за края стаканчика и улыбочки — мимолетные, перламутровые, игривые — тоже адресованы мне. В этих ее улыбках сквозило что-то новое, какое-то дерзкое обещание, и я начал пробираться сквозь толпу, глотая на ходу пунш — для храбрости. Я перебирал в уме неожиданно открывшиеся возможности. Вдруг мы с ней ненадолго выйдем на улицу и мне удастся поцеловать ее уже сегодня? Я был уверен, что она этого хочет.
Вся комната пульсировала жаром тел. Из стереосистемы орал дуэт
Что произошло дальше, я так и не понял. На другом конце комнаты кто-то в кого-то врезался — может, баловались, может, вообще случайно, но народ повалился друг на дружку, как костяшки домино. Меня отбросило на Тони Раско, а он в этот момент как раз поднес ко рту бутылку пива. Стекло громко клацнуло о зубы, пиво, вспенившись, вылилось на рубашку. Тони развернулся, вытер лицо рукавом и без всяких предисловий ударил меня ногой по яйцам.
Если у вас нет яиц или даже есть, но вы каким-то образом умудрились прожить, ни разу не подставив их под удар, вам неведома одна из наиболее изощренных форм агонии, которую только может испытать мужчина. Полифония боли и музыки, басов и колоратуры, а главное — ударные, все возможные ударные инструменты, все — в одном.
Сначала — ничего. Вообще ничего, полная пустота. Боли нет, есть только белая вспышка и потрясение оттого, что тебя ударили туда, в самое мягкое, самое интимное место. И поскольку боль еще не пришла, ты надеешься, что она и не придет, что удар был вовсе не так силен, как тебе показалось. Но боль приходит, обрушивается как гром после молнии: начинается с глухого рокота, медленного, но неумолимого гула. Если продолжать сравнение с музыкой, это — басы, низкая тревожная мелодия, которую в фильмах ужасов обычно используют для пущей зловещести, перед тем как из тьмы выпрыгнут страшные существа с клыками или крыльями. Это очень, очень угрожающие ноты, потому что понятно, что вниз им двигаться уже некуда, остается только вверх. И боль действительно зарождается и начинает нарастать — из самой сердцевины твоего существа, она бьется, рвется наружу, а ты еще думаешь: я справлюсь, это не страшно, она у меня еще попляшет, эта чертова боль… И в тот же миг ты, перегнувшись пополам, уже корчишься на коленях, хватая ртом воздух и не умея вдохнуть. И не помнишь — как, почему, зачем ты здесь. Боль уже везде: в паху, в кишках, в почках, в сведенных мышцах пониже спины, о существовании которых ты прежде и не подозревал. Тело в судороге, ни вдохнуть, ни выдохнуть, легкие сокращаются впустую, голова свешена, изо рта текут слюни, сердце не справляется с потоком рвущейся по жилам крови, тебя шатает, но тело не слушается, выпрямиться ты не можешь и валишься на бок как куль, а доведенные до предела нервы скручены узлами, и глаза вытаращены, точно ты во время дождя схватился за голый электропровод.
Короче, ощущения ни с чем не сравнимые.