Дальше живите сами

Спальня пахнет Джен. Она ложится поперек кровати и закрывает глаза. Мне в голову тут же ударяет: кровать надо выбросить. Надо много всего выбросить.

— Нальешь мне ванну? — просит она.

Она лежит там, освещенная косыми послеполуденными лучами, проникающими сквозь жалюзи, а я, примостившись на краю ванны, вывожу буквы на поверхности воды. Мы говорим долго-долго, так что приходится дважды доливать горячую воду. Говорим ни о чем и обо всем: о ребенке, о прошлом, о колледже, о нашем медовом месяце. Упомянув Уэйда, она снова начинает плакать. На этот раз от унижения. Я вспоминаю, как Трейси говорила про лохмотья гордости и остатки собственного достоинства. Надо смотреть правде в глаза: меня тянет к таким женщинам, как Джен, а их — к таким мужикам, как Уэйд. Это ни для кого из нас не полезно, даже не здоро́во, но тут уж ничего не попишешь. Все трейси в мире будут влюбляться в филиппов, а те — неизбежно — будут трахать куда более многочисленных челси. И так без конца — по кругу, по кругу, отвергая самих себя, свою истинную сущность во имя любви или того, что мы принимаем за любовь… Я чувствую, как во мне снова поднимается волна гнева. На кого? Я так долго сердился на мир, что это превратилось в рефлекс.

Джен встает. По ее спине стекает вода. Красота — глаз не отвести. Мы, конечно же, принимали ванну вместе, но такого ракурса я не припомню. В жизни всегда есть место новому… Вернувшись в спальню, она, по-прежнему обернутая в полотенце, падает на кровать.

— Джад.

— Что?

— Полежишь со мной?

Это моя спальня. Моя кровать. Моя жена. Когда-то, в детстве, я любил так напрячь глазные яблоки, чтобы все вокруг расплылось, точно в тумане. Если сейчас напрячься и стереть, прогнать из памяти отдельные мысли и картинки, можно попробовать вернуть мою жизнь, ту, что была прежде. Я отодвигаю простыню с моей стороны кровати и ложусь на голый матрас. Джен все понимает и, отвернувшись, тянет мои руки на себя, натягивает меня на себя, словно накидку.

— Как думаешь, мы сможем зажить прежней жизнью? — спрашивает она, и голос у нее уже тонкий и дрожит, как у маленькой девочки.

— Не знаю.

— Или не прежней. Пусть другой. Но хорошей.

— Попробуем.

Она вздыхает и вздрагивает, прижимаясь, вжимаясь в меня всем телом. Потом ее дыхание замедляется. Я прикасаюсь губами к ее голому плечу, вдыхаю знакомый запах. Мои ладони скользят по ее боку вниз — на живот, мимо пупка, еще ниже — туда, где мышцы уже чуть растянулись, а живот затвердел. Она берет мои руки и сдвигает их ближе к паху, но выше лобка и, шепнув: «Она там», откидывает голову, чтобы потереться щекой о мою щеку.

— Она?

— Да. Это девочка.

Почему я плачу? С какой стати? И почему именно от этих слов? Джен перекатывается, поворачивается ко мне и обнимает — крепко, обеими руками, а ее влажные волосы — защитный навес над моим лицом, и она укачивает меня, словно младенца — именно так, как моя мать запретит ей качать ту девочку, что растет сейчас у нее во чреве, иначе качать ее придется до пяти лет. Джен целует мои глаза. Щеки. Подбородок. Губы — очень нежно. Ее губы солоны от моих слез. Сон опускается на нас медленно, как тяжелый занавес.

16:40

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Комната окутана сумеречными тенями, и на мгновение я теряюсь — не знаю, где нахожусь. Потом собираюсь с мыслями и тщательно просеиваю факты, чтобы отличить вымышленные от подлинных. Я у себя в дома, в своей постели, и рядом со мной спит Джен. Именно так. Значит, этот кошмар закончен, проклятие снято. Джен слегка похрапывает. Она никогда мне не верила, когда я уверял, что она храпит, и я вечно грозился записать ее храп на магнитофон. Но до дела, разумеется, не дошло. Это игра, в которую мы будем играть до самой старости. Я смотрю на знакомое бурое пятно на потолке — у нас однажды протекла крыша. Интересно, можно ли любить пятно от протечки? Похоже, что да. Во всяком случае, к этому пятну я искренне привязан.

Во сне Джен выпросталась из полотенца, и одинокая грудь торчит вверх, словно часовой на посту. Я тихонько провожу пальцем по ключице, по плечу, спускаюсь до самой кисти. Сон скрадывает возраст: на лбу ни морщинки, рот приоткрыт. Джен — словно маленькая девочка в ожидании чуда. Я так давно, так долго ее люблю. Наше прошлое — это хвост кометы, а мы стремимся в будущее, и впереди — вся вселенная. В жизни все бывает. Бывает, что люди теряют друг друга. Случается крушение любви.