Дальше самых далеких звезд

– Ваша ирония неуместна, – буркнул дуайен и отключился.

Охотник замер, стиснув шлем в руках и размышляя, не связаться ли с Людвигом. По нему Калеб не слишком соскучился, но Людвиг мог что-то сказать о Дайане, передать привет или вызвать ее к устройству связи. Ее голос… так хотелось услышать ее голос! К ночи, проведенной с Зарайей, это не имело никакого отношения.

– С кем ты говорил? – Зарайя, обнаженная, с волосами, падавшими на грудь, стояла на пороге. – Здесь никого нет… Может быть, ты звал меня?

– Да, моя красавица. – Калеб спрятал шлем в сундук. – Прикажи служанкам подать еду и питье и приготовь мне одежду – такую, в которой не стыдно явиться к вождю. Сегодня я иду в Дом Памяти.

Зарайя шагнула к нему, провела ладонями по плоскому животу, коснулась бедер.

– Солнце еще за горами, Калеб с южного острова… Ты не хочешь вернуться на ложе и продолжить то, что начал на закате?

– Сегодня тоже будет закат, и мы обязательно продолжим, – сказал Охотник, вытащив из сундука свои клинки.

– Являться пред лик вождя надо без оружия, – молвила Зарайя. Потом добавила: – Не жди меня на закате, сегодня придет Ситра. Но сейчас ты можешь не торопиться. Утренние радости еще слаще вечерних.

Калеб бросил клинки в сундук и захлопнул крышку.

– Не спорь со мною, женщина! Сказано на закате, значит, на закате! А сейчас пусть принесут еду и одежду! И пусть один из слуг тоже наденет что-то пристойное и покажет мне дорогу к Дому Памяти.

Склонив гибкую шею в знак покорности, Зарайя прошептала: «Буду есть с твоей руки, пока сияют солнце и звезды…» – и исчезла. Вскоре Охотник услышал ее голос: она звала слуг и Ситру, кого-то бранила, кого-то обещала отправить в Яму или бросить на съедение шатшарам.

«Эти женщины… Встали на меня в очередь, словно на редкий товар», – подумал он.

Впрочем, возражений у него не нашлось.

* * *

Слуга, сопровождавший Калеба, носил имя Тоут. Рослый молодец, на вид не старше двадцати пяти, хотя ему могло быть втрое или впятеро больше. Грива смоляных волос, лицо широкое, рот крупный, как у всех простолюдинов. С его пояса свисала короткая дубинка – очевидно, он не собирался являться пред лик вождя, оставив эту честь хозяину.

Когда они спускались по лестнице, краешек солнца только поднялся над горным хребтом. С высоты Калеб видел лодки рыбаков, возвращавшихся с ночного лова, круживших над ними птиц и струйки белесых дымов, что вставали над городом. Парао Ульфи просыпался, сверкая под солнечными лучами белизною стен, улицы полнились людьми, громыхали повозки, ревели буа, сновали носильщики с огромными корзинами на спинах, важно вышагивали горожане в синих, лиловых и голубых хитонах. Эти цвета были тут излюбленными, и Калеб тоже нарядился в синее: синяя туника с вышивкой в виде череды волн, темно-синий широкий пояс, браслет на левом запястье и сандалии из кожи неведомой твари. После золотистого комбинезона, дара Людвига, синий цвет казался прохладным и созвучным Боргу, его морям и небесам.

На Калеба оглядывались, но ни один горожанин не проявлял особого любопытства или враждебности. Кое-кто, склонив шею, почтительно подносил ладонь ко рту – знак, что готов принять пищу из руки чужеземного воина. По обе стороны улицы распахивались двери лавок и мастерских, из кабачков доносился стук посуды и приятное слуху бульканье, со дворов выкатывали бочки, обнаженные до пояса носильщики тащили фрукты и рыбу, служанки разжигали очаги, и в воздухе уже витал свежий аромат лепешек. Толпа делалась гуще, группы мужчин стояли, что-то обсуждая, под навесами галерей, другие собирались у харчевен и мастерских горшечников и кузнецов, женщины, звеня браслетами, сновали из лавки в лавку. Кажется, рынка в городе не было, но торговали везде и всюду – горшками и кружками, чеканной металлической посудой, блюдами и чашами, пестрыми тканями, поясами из кожи, оружием, одеждой, украшениями, плодами земли и дарами моря. Это зрелище не удивляло Калеба – в не очень продвинутых мирах, вдали от космопортов и кварталов знати, все выглядело похожим. Дир, Опеншо, Высокая Ветвь, Гендерсон, Габбра, Каокаоли… Те же лавки и кабаки, запахи вина и пищи, бойкая торговля и несравнимо больше мусора и грязи…