Дальше самых далеких звезд

– В ваших гнездах нет такого Дома? – Вождь в удивлении коснулся раздвоенного подбородка. – Нет? Дикари! Дикари, не помнящие завета своих отцов и матерей! Ладно, я спрошу иначе: сколько ты прожил, Калеб с южного острова?

– Сорок два года.

– Ты молод, и тебя не тянет убивать… Хотя не так молод, чтобы пережить время Заката… – промолвил Вастар, поглаживая седые пряди у виска. – Ладно, увидим, когда на наши души ляжет тень! Приходи в Парао, я покажу тебе Дом Памяти. Завтра!

Вождь опустился в свой портшез, и носильщики, подхватив его, шагнули к лестнице. Важный человек, подумал Калеб. Кресло, слуги и богатое одеяние из тяжелой темной ткани, расшитой серебром… Наверняка важнее, чем Лабат, ведущий в битву воинов… К вину не притронулся, а Лабат не прочь выпить и повеселиться… Хороший парень этот Лабат!

Вастар хлопнул по подлокотнику, и носильщики остановились.

– Тебе прислали женщин, Калеб с южного острова?

Охотник пожал плечами.

– У меня тут много слуг. Есть женщины, есть мужчины.

– Женщины не для услужения, а те, что способны даровать дитя, – уточнил Вастар. – Их прислали?

– Наверное, – произнес Калеб, вспомнив про Ситру и Зарайю.

– Не пренебрегай ими. Лучше дитя с короткой шеей, чем никакого.

Носильщики начали осторожно спускаться по крутым ступенькам. Когда они добрались до середины лестницы, Калеб кивнул слуге, имя которого еще не помнил, и распорядился, чтобы пришла Ситра. Эта женщина казалась ему повеселее сдержанной, строгой Зарайи.

Долго ждать не пришлось – Ситра была легка на ногу.

– Приходил Вастар, – молвил Калеб, глядя вниз, на вождя в кресле и его носильщиков.

– Честь для нашего дома, – отозвалась Ситра приятным мелодичным голоском. Пахло от нее тоже приятно, но хоть Калеб был Охотником, он не мог разобраться с этими ароматами. Новый мир, подумал он, новые запахи… Потом спросил:

– Кто такой Вастар?

– Говорящий с предками, – сообщила Ситра.

– И что это значит?

Кажется, она пришла в замешательство – прищурила лукавые черные глаза и забормотала:

– Меня… меня не так часто звали к наставникам в Дом Памяти… они говорили, но не все понятно… особенно страшное, о чем не хочется вспоминать… Зарайя… Зарайя знает…

– Почему?

– Она живет дольше.

– Дольше насколько?

– Видела солнце много, много раз… сто или двести…

Калеб взял ее за плечи и слегка встряхнул.

– А ты? Сколько раз ты видела солнце?

– Наверное, тридцать, – прошептала женщина и приникла к нему. Ее губы были полуоткрыты словно в ожидании поцелуя.

– Наверное? – переспросил Калеб. – Ты не помнишь точно, сколько лет прожила?

– Помнят счастливые дни, а не прожитые годы, – ответила Ситра и прижалась к нему еще теснее.

Она была красива, но не очень похожа на Дайану и сотворенный ею облик женщины боргов: крупный яркий рот, широковатые скулы, мягкие черты и грива черных волос до пояса – их пряди падали на грудь, а по спине струились темным потоком. Очень соблазнительная девушка, думал Калеб, обняв ее плечи и стараясь совладать с желанием. Видение лица Дайаны, всплывшее в памяти, помогало плохо.

Но все же он отстранился и молвил:

– Позови Зарайю, если она может рассказать мне про Вастара. О том, как он говорит с предками. Хотелось бы мне такому научиться!

Он все еще стоял у края лестницы. Портшез вождя скрылся за домами, и теперь Калеб разглядывал кольцевое здание, обрамляющее площадь, крыши других строений и протянувшихся вдоль улиц галерей и дамбу у моря, где высились статуи чудовищ. Потом он запрокинул голову, пытаясь найти в вышине станцию визуального наблюдения, что висела над Парао Ульфи, но не увидел ничего, кроме неба, солнца и птиц, круживших под облаками. Но с корабля, разумеется, обозревали все побережье, и не исключалось, что Дайана сейчас смотрит на него.

С этой мыслью Калеб вернулся к дому, обошел его со стороны сада и сел под деревом. Гибкие ветви с мелкими зелеными плодами свешивались до земли, и солнечный свет, профильтрованный кроной, тоже был зеленоватым и таинственным, как в заповедных лесах Фиала. Когда-то Калеб там бывал, охотился на оленей, не по контракту, а ради собственного удовольствия – чудищ на Фиале не водилось. Тихая планета и такая же мирная, как этот край у моря с белокаменным городом, садами и деревушками рыбаков… Тут вспомнились ему резня на равнине за хребтом, рев солдат, стоны умирающих, смрадные дымы над кострами и слова Вастара, что мир движется к гибели. Кровавая битва, тысячи трупов и беззаботный покой залитого солнцем города, где никто не плачет о погибших… В этом было что-то нелепое, но, впрочем, не удивлявшее Калеба; в его ремесле жизнь и смерть, жестокость и героизм ходили рука об руку.