Дальше фронта

— Да, звал. Тогда… Еще сам ничего не понимая. Мне ведь было очень одиноко, Вадим. Я не мог так сразу перестать чувствовать себя одним из вас. Меня тянуло в мир людей. Я не знал, как жить здесь. На самом деле считал, что можно, а то и необходимо наладить и поддерживать связь между тем и этим светом… Предполагал, что можно наладить взаимополезные контакты…

— Теперь — не думаете?

— В том смысле, что раньше — нет. Дипломатические отношения между живыми и загробным миром, в их человеческом понимании — абсурд. Разве что действительно — почтовое сообщение установить…

Шлиман улыбнулся одними губами.

— Честно говоря, вам бы следовало объявить информацию о нашем существовании величайшей государственной тайной. И не только государственной. Ведь если широким массам станет известно, что тот свет действительно есть, и туда можно попасть, причем не только естественным образом, но и с помощью научных приборов, сходить и вернуться, вся ваша цивилизация может рухнуть.

Прежде всего станут ненужными религии. Зачем верить, если знаешь? Миллионы людей, потерявших близких, будут стремиться воссоединиться с ними раньше срока. Еще миллионы просто так захотят посмотреть, что здесь делается, из любопытства, из любви к приключениям. Исчезнет страх смерти, как дисциплинирующий фактор, конечность жизни перестанет быть стимулом к творчеству, к потребности родить и воспитать наследников…

— А вам-то какая забота? — впервые вмешался в разговор Вадим. — Вас станет больше, вам станет веселее…

Шлиман повернулся к нему, довольно долго рассматривал в упор.

— Гм, интересно. Ваш брат-близнец? Хотя аура существенно отличается. А забота у нас простая. Нам совершенно не нужен здесь наплыв переселенцев. У нас уже сложилась самодостаточная община… Это, кстати, и есть главная причина, по которой я решил с вами встретиться.

— Вроде как настоящему Израилю не нужны переселенцы не европейского происхождения? — спросил Ляхов, который знал о длящейся уже полвека борьбе евреев-ашкенази — евреев германского, польского, российского происхождения, говорящих на идиш, с проникновением в их светское государство единоверцев из Африки и Азии.

— Так и есть, пусть и несколько в другом смысле. Дело в том, что, как вы правильно в свое время догадались, некробионты могут попадать именно сюда лишь только во время работы ваших генераторов и еще сутки, двое после их выключения. Завеса времени постепенно густеет и становится непроницаемой. То есть наряду с нужными нам лицами успевает просочиться несоразмерно большое количество нежелательного контингента. В то же время действительно заслуживающие того кадры, которым не повезло умереть в подходящий момент, уходят в буквальном смысле навсегда.

Ляхов не стал выяснять критериев желательности. Вряд ли скажет, а если и да, то разговор снова может уйти в мистические дебри.

— И вы хотите от нас…

— Да, вы правы. Я хочу заключить с вами соглашение, договор. О взаимопомощи и сотрудничестве. Вы с помощью своих генераторов можете обеспечить нам строго дозированный приток населения. Все необходимые параметры мы вам сообщим.

Вот оно как! Вполне по-божески. Заслужившие того праведники — сюда, на жизнь вечную. Грешники — в отвал! А мы — вертухаи на проходной? Приходит человек с записочкой — пропускаем, нет — прикладом в зубы. А найдутся сообразительные ребята (и с той, и с другой стороны), так можно наладить торговлю индульгенциями. А может, кстати, так оно и делалось всегда? С Древнего Египта. Кто знает, чем еще, кроме генератора Маштакова, дверка открывается? Тамошние жрецы, пожалуй, не глупее нынешних были.

Да постой, а Розенцвейг с его приятелями?

Двойник, больше не вступавший в разговор, чему-то тихонько улыбался. Может быть, той же самой мысли.

— Интересно, — кивнул Ляхов. — А в чем, как говорится, наш кербеш?

— Общую выгоду всегда можно найти. К примеру, мы можем оказать содействие в организации службы ассимиляции для ваших людей. Кого вы сочтете нужным сюда направить. С двух сторон проводить совместные научные исследования глубочайших тайн естества. Предполагаю, от этого будет огромная, сейчас еще непредставимая польза для всего человечества…

— Вопрос можно? — как-то лениво спросил Вадим.

— Пожалуйста.

— Куда все же деваются те, кому не повезло? Все, кто умер до изобретения генератора, и умирают, когда он выключен?

— Я этого пока не знаю, — похоже, что честно, ответил Шлиман. — Возможно, что действительно никуда. Умирают и превращаются в распадающуюся протоплазму. А может быть — в полном соответствии с канонами своих религий. Кому куда положено. Сам я атеист, увы.

— В таком случае, как я понимаю, нам здесь больше нечего делать? — полувопросительно-полуутвердително сказал Вадим. — Все равно ведь и господин Шлиман ничего существенного больше не скажет, и мы такой вопрос решать не компетентны без консультаций с руководством. Личным генератором, к сожалению, не располагаем.

— Вы тоже так думаете? — спросил Шлиман у Ляхова.