– Разумеется, – согласился с ним двойник, – если есть достаточно сложная конструкция, живая или даже электронная, в ней должны существовать и системы поддержания внутреннего гомеостаза, причем надличностного или внеличностного характера, срабатывающие автоматически. Присущие ей изначально…
– И, по странной случайности, имеющие человеческий облик?
– Люди – лишь конечное звено, непосредственно действующий эффектор. Адекватный повреждающему фактору в наших, гуманоидных мирах…
Не в первый уже раз Ляхов отметил для себя, что Вадим выглядит гораздо более эрудированным человеком, свободно оперирующим терминами и понятиями, ему самому в принципе доступными, но не входящими, так сказать, в активный словарный запас и ближний круг сознания. О чем и спросил (не получалось у него быть бесстрастным слушателем):
– Тебя этому всему тоже специально учили?
– О чем ты? Ах, да. Кое-чему учили, конечно, но главное дело не в том. Просто наша реальность гораздо более технически и научно развита, чем ваша. У вас, друг ты мой, глубокий застой, как у нас принято выражаться. Причин и условий нет для развития по причине длительного мира и стабильности. Как в античности, когда за пятьсот лет конструкцию меча не догадывались усовершенствовать.
У вас когда реактивные самолеты появились? Вот то-то. Причем в основном военные, а половина пассажирских до сих пор через Атлантику на «поршнях» летает. И примитивные спутники связи ваши
– А наш князь не устает повторять, что технический прогресс давно перешел разумные пределы «устойчивого развития», что идеал был достигнут вскоре после мировой войны, все остальное – от лукавого.
– Пожалуй, он и прав. У нас тоже многие так думают. Уровня конца тридцатых, применительно к нашей реальности, вполне бы хватило. За исключением медицины, конечно…
Ляхов рассмеялся.
– Вот-вот. Для тебя все хорошо, кроме медицины, авиаторам подавай «Дальше, выше, быстрее!»… Это у наших такой лозунг, – счел нужным пояснить он.
– У наших тоже был, – кивнул Вадим, – пока не поняли, что дошли до точки и одумались. Но мы опять уклонились?
Ляхов сокрушенно развел руками.
– Направляют же моих
– Естественнее, если бы вышли на меня, – снова вспомнил Ляхов разговор на катере, – все же именно у нас проявил себя хроногенератор, у нас открылось боковое время, у нас начинается война… Здесь и проводить антисептику.
– Вывод правильный по идее, но не по существу. Ты же учти – наш мир, по всему выходит, мир главной исторической последовательности, то есть наиболее вероятный, а значит, и устойчивый. Как дом из кирпича в сравнении с соломенной хижиной…
– Так что вам беспокоиться? Живите и не тревожьтесь о крепнущем ветре…
– А если речь не о ветре, а о землетрясении?
– В таком случае – да, пожалуй…
– Значит, на этом мы сошлись. Кое-кто предполагает, что последствия
Ляхов не нашел оснований возразить.
И двойник тут же развернул тему на шестнадцать румбов[71]. В полном соответствии с манерой Сократа.
– Это было бы логично при одном условии – если бы
Пока одна ее часть борется с подлинной инфекцией, другая вполне может заняться отторжением вполне полезного имплантата. Так и здесь. Персонифицированные в конкретных людях «лейкоциты» как раз потому, что действуют посредством человеческого разума и используют человеческие методики, волей или неволей становятся вдобавок проводниками некоей идеологии.
При этом отсутствует строгий, стопроцентно объективный критерий, какую реальность считать
– Но ты же сам говорил: реализуется максимально вероятный с точки упорядоченности системы вариант. Если мой мир маловероятен и неустойчив – пусть он самоликвидируется, вам-то что? – со стоическим безразличием осведомился Ляхов. Хотя на самом деле думал совершенно иначе и готов был защищать привычную реальность до последней возможности.
К чему, собственно, и подводил его Вадим.