Дальневосточный штиль

— Простите, что перебиваю, многомудрый, но кажется мне, будто слышала уже об этом большая часть собравшихся… — с поклоном обратился к волхву стоящий в первом ряду слушателей Погребельский. Некромант мог позволить себе перебить архимагистра, ибо подобно ему чтил древние языческие силы. Да и ранг его колебался где-то между четвертым и пятым, ближе к последнему. Все же это деление являлось условным и скорее отображало собой возможности своего обладателя, а не твердо базировалось на каких-то конкретных показателях. — Сейчас ни для кого не секрет, что в Европе живут презирающие честную сшибку грудь в грудь колдуны-белоручки, укрывающиеся за ордами химерических тварей, армиями прислужников и мощными заклинаниями. Шаманы Африки — лишь слуги управляющих ими духов, а потому почти любого чернокожего колдуна без поддержки его покровителей пристрелит, не особо напрягаясь, парочка стрельцов. В Османской империи из-за распространения ментальных печатей все верны султану и храбры толпой, но умных врагов, по той же причине, там искать придется долго. Ну а неживые атланты, правящие Южной Америкой, не терпят магии света и слабы в стихиях. Может, вы лучше расскажете о том, чем сильны и чем слабы наши люди?

— С недостатками проще. У нас их нет! — усмехнулся славянский волхв с еврейским именем. Читавший его биографию Олег знал, что чисто условно тот может считаться представителем семитского народа, поскольку мать его была из их числа… Но большего жидоненавистника в России искать пришлось бы долго. Неизвестно, чем допекли родителей архимагистра сородичи, но тем не менее те удрали в тогда еще феодально раздробленную языческую Русь и сделали все возможное, дабы древние боги как можно дольше не сдавали там своих позиций. И погибли они при отступлении с излишне обильной добычей от сожженного христианского монастыря, бывшего в их карьере далеко не первым разрушенным и оскверненным культовым местом. — Веками приходили к нам разнообразные народы, кто с добром, кто с худом. И вольно или невольно, но учились мы у них чужой мудрости. И добавляли к ней свою. Нет никого, кто знал бы всё и мог бы всё. Но среди русских людей найдется мастер в каждой из когда-либо существовавших ветвей искусства магии. За то и не любят нас соперники, не знают они, чего в бою ожидать, и сложно им к схватке подготовиться. То ли богатырь вобьет в землю по маковку, то ли сокрушит стихийник природными силами, то ли ополчится на них живое и неживое, то ли возьмут в руки оружие механизмы волшебные, то ли вообще придут из-за грани яви сонмы тварей нави мерзостных, что сути мира самой противны. Правда, маловато среди нас мастеров, что могут с иноземными потягаться на равных в любимых ими дисциплинах. Ну так война и жизнь — это не соревнования строгие, где правила жесткие и шага в сторону сделать нельзя.

«Универсалы, — мысленно ужал речь архимагистра Олег всего до одного слова. Впрочем, значительная часть собравшихся его бы не поняла, поскольку представляла собой выходцев из низших слоев общества с крайне скудным словарным запасом. Из десятка целителя тут сейчас присутствовал только Ефим, но раньше он точно видел и другие знакомые физиономии. — Можем многое, но все больше как-то… тяп-ляп. По мне это особенно заметно. Хоть гордиться начинай, что являешься квинтэссенцией собирательного образа русского боевого мага».

Когда Олег, успевший несколько продрогнуть на холодном весеннем ветру, несмотря на вовсю светившее ясное солнышко, ступил на порог своего дома, то рука его против воли потянулась к револьверу в кобуре. Все строение было наполнено женскими стонами, в которых явно слышалось немалое удовольствие, и напряженным довольным мужским пыхтением. Боевой маг второго ранга внезапно испытал острое желание закурить, несмотря на то, что ранее столь пагубной привычке подвержен вообще не был. И напиться ему почему-то тоже захотелось. Не то чтобы отношения, которые установились у них с Анжелой, можно было назвать неземной любовью… однако с момента свадьбы и трех месяцев не прошло! И вот, пожалуйста. Без всякой химерологии и магических мутаций — рога выросли. Большие и развесистые, судя по задорным взвизгам, доносящимся из спальни, и громким хлопкам, с которыми обычно ладонь резко опускается на голую кожу.