Далёкий выстрел

Бог никогда не ошибается. Ошибки совершают только люди.

2

– Плохо дело, – проворчал Бак, нагнувшись над столом.

– Что-то сильно тебя угнетает эта Пляска Духов, приятель, – хмыкнул Француз. – Ты же сам говорил, что она не станет началом войны…

– Эта Пляска – конец их жизни. А я ведь рос и жил с ними. Они погибали на моих глазах, и с каждым из них немного умирал я сам. Теперь никого не осталось, кого бы я мог назвать настоящим краснокожим. Песня спета, мой друг, и провалиться мне на этом месте, если я вижу какую-то дорогу впереди. Ничего нет. Пропасть… Остался у меня сын, но он не желает даже разговаривать со мной. Недели полторы назад я случайно видел женщину… то есть мою жену и дочь… я потерял их двадцать лет назад. Увидел и одурел. Подойти не смог. Ведь они тоже для меня умерли. Да и я подох для них. Нет меня. Ни для кого нет. Куда ни глянь, одни могилы друзей. У каждого холма чьи-нибудь кости. Где яму для самого себя отрыть?

– Не по нутру мне такие беседы, Док. Тело ты умеешь быстро латать, а вот в душе у тебя раны кровоточат…

Кожаный Док Эллисон не ответил и решительным шагом направился к выходу. Дверь тяжело хлопнула, и жарко натопленная комната осталась позади Бака. На лицо и открытую шею его набросился пронзительный ветер, полный злых снежных колючек. В ушах засвистело. Каких-нибудь полчаса назад погода была спокойной, теперь же в небесах что-то разбушевалось и вывалило на землю бесноватый снегопад. Бак прошёл через завьюженный двор к конюшне, долго проверял сумки, где лежали патроны, осмотрел «винчестер» и убрал его обратно в чехол, обмотав сверху тряпкой. Накопившиеся в душе отчаянье и чувство безысходности всколыхнули в нём желание мчаться на край света, чтобы обогнать ветер, обогнать себя, обогнать все годы своей жизни и нырнуть в головокружительное счастье, которого он давно лишился и о котором пели уже столько месяцев хороводы дикарей.

Бак сел в седло и погнал коня по снегу. Животное, повинуясь хозяину, ускоряло бег, но не могло сделать того, что желал Эллисон, не могло взлететь и перенестись в далёкое прошлое. Бак не знал, куда держать путь, но внутри что-то гнало его, как шпоры судьбы, в слепую снежную стену, гнало туда, где он должен был в последний раз издать боевой клич Лакотов.

В тридцати милях от места, где он пробирался по сугробам, на берегу ручья, которое кто-то назвал Раненое Колено, стояли лагерем три с половиной сотни голодных и промерзших людей вождя Большая Нога. Их заснеженные палатки были ветхи и вот-вот, казалось, могли развалиться под страшным ветром. Вокруг лагеря расположились плотным кольцом укутанные в тулупы солдаты. Тупорылые гаубицы, похожие на каракатиц, уставились жерлами в палатки. В мутном воздухе проглядывалась колонна кавалеристов, которая неспешно приближалась к братьям по оружию, окружившим деревню. На древке прыгало полотнище с эмблемой Седьмой Кавалерии. Вождь Большая Нога, завернувшись в рваный платок, лежал в фургоне, не в силах передвигаться, больной, исхудавший. Солдаты ходили от палатки к палатке и выбрасывали в общую кучу найденное у дикарей огнестрельное оружие. Иногда они срывали с Лакотов одеяла, проверяя, не спрятаны ли там винтовки. Кто-то назойливо свистел в костяной свисток. Среди растерянно стоявших индейцев молоденький офицер с натуженным лицом выдергивал из рук какого-то старика ружьё, проклиная старого индейского упрямца, который никак не желал расстаться со своим оружием… Тут что-то щёлкнуло, раздался выстрел, и пуля ушла в серое небо, зарывшись в косматых облаках.

В следующее мгновение фигуры людей ожили и бросились врассыпную. Солдаты на склонах холмов вокруг лагеря открыли беспорядочный огонь. Сквозь падавшие хлопья снега было видно, как пули подкосили индейцев и нескольких солдат, что рыскали между типи. Лейтенант торопливо поднес к голове Большой Ноги «кольт» и выстрелил в укутанного старика, после чего вывалил бездыханное тело на снег, пнул его пару раз и спрятался за фургоном, дабы не попасть под пули однополчан.

Через секунды поочередно грохнули гаубицы. Снег лопнул, взметнулся чёрными клочьями земли. Палатки разлетелись рваными кусками шкур и обломками шестов. Минуту спустя всё потонуло в дыму и громовых раскатах. Колонна кавалеристов развалилась, не успев добраться до стойбища, и всадники поскакали рысью по склону, высматривая жертвы.