Далёкий край

Дыген и Гао долго препирались. Дыген объявил, что штрафует купца, и приказал забрать все меха, какие найдутся в лавке и в амбаре.

Рослые, быстроногие маньчжуры ринулись на поиски. Они перевернули весь дом Вангба, все амбары…

Гао тем временем, стоя на коленях перед Дыгеном, просил пощадить его, не разорять, обещал каждый год давать хорошие подарки.

— Я бедный торговец… Не отбирайте мои меха… — всхлипывал он.

Вернулись маньчжуры. В толпе раздавались смех и крики. Кроме старых лысых шкурок, изъеденных мышами, маньчжуры ничего не нашли. В толпе громко восхищались хитростью и ловкостью Гао и смеялись над маньчжурами. Старик Гао смиренно стоял на коленях и молча лил слезы. Потом он поклялся, что у него нет ничего.

Дыгену надоело возиться с торгашом. Он махнул рукой и приказал дать ему сорок бамбуков по пяткам.

Гао, кажется, не на шутку заплакал. Плечи его затряслись. Теперь уже в толпе никто не смеялся. Все с беспокойством наблюдали, как маньчжуры, повалив купца, сорвали с него старые туфли и матерчатые носки и как один из них зажал его сухие, костлявые ноги.

Тут уже не было ничего смешного. Начиналось жестокое наказание. Как ни плох был Гао, но все пожалели его.

Тырс подал команду. Солдаты взмахнули бамбуками. В толпе раздались крики, плач. Розовощекий подросток А-Люн громко заревел.

Испуганные лица ондинцев теснились вокруг. Желтые палки замелькали в воздухе.

Гао зажмурился и громко застонал, лежа на брюхе и подняв голову так, чтобы всем было видно его лицо с плаксивой гримасой. Однако, как заметил Удога, слез не было.

В толпе появился Чумбока. Он был в новой рыжей шляпе. В зубах у него трубка, за поясом новый нож.

— Как-то не сильно все же бьют, — заметил он брату.

— Откуда ты? Ты приехал? — встрепенулся Удога. — Мне надо поговорить с тобой.

— Погоди, погоди, — ответил Чумбо.

Растолкавши всех, он вылез вперед, следя внимательно, как палки ложатся к пяткам.

— Неправильно бьете! — вдруг крикнул он.

В толпе зашумели. Чумбока верно подметил — Гао били кое-как. Все поняли, что и тут не обошлось без обмана.

Чумбо подскочил к маньчжурам.

— Чего плохо бьете? — закричал он. — Бейте его, как всех!

И, вырвав у одного из маньчжуров палку, он неловко, но с силой ударил торговца по ноге. Гао завизжал и подпрыгнул. Лицо его сразу выразило неподдельный ужас, а глаза раскрылись так широко, как еще никто не видел. Это было смешно, и все покатились со смеху.

— Эй, эй! — с важностью воскликнул старик Тырс, но не мог сдержать улыбки.

Чумбока, чувствуя, что вот-вот его оттолкнут, ударил еще раз. Гао взвизгнул и обозлился. Он закрутился на месте, выгибаясь и оглядываясь. Видно стало, какой он еще ловкий и проворный.

Ондинцы захохотали.

Теперь уж никто не жалел Гао. Все видели, какой это хитрец и обманщик и какое представление устроил он, подкупив солдат.

Дыген сидел, смеясь и утирая больной глаз платком.

— Хватит, хватит! — закричал толстый маленький Сибун. — Наказание окончено!

Под вой и крики толпы битый торгаш уходил в лавку. Сыновья держали его под руки. Поддельная скорбь была на их лицах. Гао Цзо ступал с таким видом, словно шел по раскаленным углям.

Маньчжуры и китайцы-работники смеялись.

— Ну и парень! — обступив Чумбоку, потешались они.

Дыген стал собираться на сампунку. Он велел Тырсу остаться с тремя людьми в деревне и подготовить все.

— Пусть сделают шалаш, — сказал Дыген, — и дай подарки ее мужу… Возьми что-нибудь у торговца. А я поеду обедать на сампунку.

На сампунке повар готовил вкусный обед — ласточкины гнезда, морских червей…

Усталый, но веселый Дыген с толпой спутников отъехал в лодке. День был ясный, солнечный.

Тырс собрал оставшихся на берегу гольдов. Он сказал, что Дыген остановится в Онда. Надо будет наловить хорошей рыбы, убить уток, а также набрать елового корья и сделать шалаш на берегу.

Ондинцы печально умолкли. Когда маньчжуры оставались в какой-либо деревне на отдых, горе было жителям.

— Зачем вам тут жить? — сказал из толпы Чумбока. — У нас нечего взять.

— Ты никуда не уходи, — предупредил Тырс Удогу, — будь дома. Я скоро зайду к тебе.

Тырс отправился к старику Гао.

Удрученные гольды расходились.

У дома Удоги горел костер. На огне стоял большой черный котел. Старухи варили уху. Летом обед всегда готовился на костре, а не в лачуге. На пороге Дюбака кормила грудью ребенка.

— Вот и дядя Чумбо приехал! — сказала она ребенку. — Как он сегодня торгаша поколотил!

— Собирайся-ка поскорей, — сказал Удога, обращаясь к жене, — тебе в тайгу бежать надо!

Дюбака испуганно посмотрела на мужа.

— Дыген хочет остановиться в Онда. Велел шалаш делать… Будет жить на берегу. Уходи скорей!

Обычно маньчжуры останавливаются в больших деревнях, где им была пожива, но не в таких маленьких, нищих стойбищах, как Онда, где, кроме юколы да нескольких шкурок, нечего было взять.

— Может быть, он из-за китайца хочет тут остановиться? — захрипела старая Ойга, стараясь успокоить старшего сына. — Меха его хочет найти.

— Уж я знаю! — перебила ее горбатая мать Дюбаки. — Всегда женщину себе возьмет. А если муж будет противиться, велит его избить до полусмерти.