Дверь закрылась, и наступила тишина. Время от времени через двойное стекло в окне доносились еле слышные голоса студентов. В комнате громко тикали высокие напольные часы «Борнхольм». Арни сидел, уставившись на сложенные руки, и думал, что сказать Геву. Надо было сделать так, чтобы он узнал как можно меньше.
— Отсюда далеко до Тель-Авива. — Гортанная фраза на иврите застигла Арни врасплох.
Он поднял голову и увидел, что Гев уже вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Он был в штатском, но даже цивильный костюм выглядел на нем как военный мундир. Лицо генерала, обветренное, изрезанное морщинами, было похоже на орех; длинный шрам во всю щеку приподнимал уголок рта в постоянной полуусмешке.
— Заходи, Аври, заходи. Садись.
Гев пропустил приглашение мимо ушей, промаршировал через кабинет и завис над Арни, грозно сверля его взглядом.
— Я приехал, чтобы увезти тебя домой, Арни. Ты один из наших ведущих ученых, и странна нуждается в тебе.
Генерал не колебался, не давил на эмоции, не взывал к родственным чувствам. Генерал Гев отдал приказ — точно так же, как отдавал приказы, посылая в бой танки, самолеты или подразделения солдат. Ему должны были подчиняться, не рассуждая. Арни чуть не встал из-за стола и не последовал за генералом, настолько беспрекословной была эта команда. Но он лишь поежился в кресле. Решение было принято, и тут уж ничего не поделаешь.
— Извини, Аври. Я остаюсь.
Гев стоял, продолжая буравить его разъяренным взглядом, — руки вытянуты по швам, но пальцы сжаты, готовые схватить ученого и силой поставить на ноги. Затем, мгновенно изменив тактику, он повернулся, опустился на стул и скрестил ноги. Лобовая атака была отбита; генерал развернул фланги и начал обходной маневр, чтобы ударить в наиболее уязвимое место. Не сводя с Арни глаз, он достал из кармана большой золотой портсигар, который из-за своих размеров выглядел несколько пошловато, и открыл его. Эмалевая инкрустация на портсигаре изображала флаг Объединенной Арабской Республики: две зеленые звездочки были выложены изумрудами. В центре виднелось, аккуратное отверстие, пробитое пулей.
— В твоей лаборатории произошел взрыв, — начал Гев. — Это обеспокоило нас. Сначала мы решили, что ты погиб или ранен, потом — что тебя похитили. Твои друзья встревожены…
— 1 Я вовсе не хотел этого.
-..и не только друзья, но и правительство. Ты гражданин Израиля, и твоя работа принадлежит Израилю. Исчезла папка. Твоя работа украдена из страны.
Гев закурил и глубоко затянулся, машинально прикрывая огонек ладонью, как солдат на поле боя. Его глаза не отрывались от лица ученого, а его собственное лицо казалось бы бесстрастной маской, если бы не обвиняющий пронзительный взгляд. Арни беспомощно развел руками. И снова сложил их перед собой.
— Работа не украдена. Это мои материалы, и я взял их с собой, когда уезжал. Уехал я добровольно. Мне жаль, что я заставил вас волноваться. Однако у меня не было другого выхода.
— Что это за работа? — Холодный, резкий вопрос попал прямо в цель.
— Это… это моя работа. — Арни чувствовал, что маневр противника удался, и ему остается только отступить в молчание.
— Брось, Арни. Это не объяснение. Ты физик, и твоя работа связана с физикой. У тебя не было никаких взрывчатых веществ, и все-таки ты умудрился превратить в обломки тысячи фунтов оборудования. Что ты изобрел?
Молчание затянулось. Арни беспомощно смотрел на свои сжатые руки, костяшки которых побелели от напряжения. Слова генерала продолжали неумолимо бить в десятку.
— Что означает это молчание? Ты напуган? Не надо бояться своей родной страны, Эрец Израэль. Там твои друзья, твоя работа, вся твоя жизнь. Ты похоронил там жену. Скажи, в чем дело, и мы поможем тебе. Приди к нам, и мы поддержим тебя.
— Я… не могу. — Слова Арни падали в тишину, как тяжелые камни.
— Ты должен. У тебя нет выбора. Ты гражданин Израиля, и твоя работа принадлежит Израилю. Мы окружены океаном врагов, и каждый человек, каждая частица информации жизненно необходимы нам. Ты изобрел что-то мощное, способное помочь нам выжить. Неужели ты обречешь нас на гибель и будешь спокойно смотреть, как наши города и синагоги сровняют с землей и превратят в пустыню? Этого ты хочешь?
— Ты знаешь, что это не так, Гев! Оставь меня в покое, уезжай…
— Нет, я не уеду. Я не оставлю тебя. Если я — голос твоей совести, пусть будет так. Возвращайся домой. Мы примем тебя с радостно. Помоги нам, как мы помогли тебе.
— Нет! Я не могу этого сделать! — Слова вырвались из груди словно крик боли. И тут же Арни заговорил, не останавливаясь, как будто наконец прорвалась плотина, сдерживавшая его чувства:
— Да, я сделал открытие — не скажу тебе, как, почему, что это такое. Назови это природной силой, если хочешь, силой, возможно, более мощной, чем все известнее людям сегодня. Она может быть использована и на благо человеку, и во зло, потому что по своей природе это именно такая сила — если мне удастся применить ее на практике, а я думаю, что удастся. Мне хочется использовать ее на благо…
— А Израиль — зло, да? Ты это имеешь в виду?